Мария Чепурина - Гракх Бабёф и заговор «равных»

Однако вернемся к рассказу Барбье. Фике, к которому он пришел в сопровождении Беллье и Пти, оставил всех троих у себя, похвалил за храбрость и дал почитать две пока еще не изданных агитки: «Песнь предместий» и текст, сравнивающий конституции 1793 и 1795 гг. Фике велел друзьям вернуть их через день. В следующий визит он дал молодым людям новые пропагандистские материалы, потом еще, еще… В результате три легионера приходили к нему весь жерминаль: среди прочитанного ими были «Анализ доктрины Бабёфа», номера его газеты, листовка «Солдат, остановись и прочти» и т. д. Наконец, 24 или 25 апреля (5–6 флореаля) Фике велел трем товарищам начинать агитировать сослуживцев и готовить их к участию в перевороте. К этому моменту Барбье установил отношения еще и с Жерменом, из рук которого тоже получал агитационные сочинения вождя группировки, например обращение «Санкюлоты Парижа — легиону полиции». Только теперь троицу посвятили в планы восстания: им было обещано, что через месяц Франция полностью изменится, и все будут счастливы. 27 апреля (8 флореаля) Жермен велел Барбье готовить свой батальон к большому перевороту, намеченному или на 20, или на 30 флореаля, и дал почитать некое, только что полученное письмо и план петиции Директории с просьбой включить жандармов в состав национальной гвардии, а не отправлять на фронт.

В разгар конфликта полицейского легиона с властями Барбье выступил одним из лидеров протеста. Он составил петицию к Директории с просьбой выдать полицейским свидетельства о благонадежности и форму национальной гвардии, затем уговорил сослуживцев эту петицию подписать. Обращение не возымело успеха. Барбье составил еще петицию: на сей раз ее подписал не только 2-й батальон, но и 3-й.

За эту активность Барбье и его товарищи были заключены в тюрьму, находящуюся в здании Военной школы. По пути туда он встретил «брата Фике» (то есть, видимо, Клода), который велел сохранять спокойствие и сообщил, что стрелки 21-го полка и 1-й батальон полицейского легиона, размещающийся в Версале, поддерживают жандармов вместе с патриотами этого города. На другой день в Военной школе Барбье и его товарищей разыскал Блондо, попросивший их еще немного потерпеть и раздавший много экземпляров № 7 «Просветителя народа». Он забрал копию петиции, чтобы показать Жермену, и обещал назавтра принести другие агитационные материалы. 30 апреля (11 флореаля) Барбье был переведен в тюрьму в коллеже Монтегю, а через два дня узнал, что Блондо заключили в Военную школу. Также до него дошли слухи о том, что Беллье, переодевшись в гражданское, ускользнул из места заключения и отравился к Фике посоветоваться. Тем временем Бертран (Bertrand) и Мондо (Mondos), сослуживцы Барбье, также переодевшись, проникли к нему в тюрьму благодаря гражданским удостоверениям (cartes de citoyen). Барбье это ничуть не удивило, так как он знал, что у бабувистов есть свои люди в муниципалитете, которые могут выдавать эти документы.

Любопытно, что в признании Барбье ни словом не упоминается о том, что заставило его сотрудничать с бабувистами, а также ничего об их и о его собственных политических взглядах. Бабёфа Барбье упомянул вообще только однажды — как автора газеты, которую ему принесли почитать. В тексте нет никаких указаний на то, что Барбье разделял коммунистические идеи и воспринимал Гракха как своего предводителя. Источник оставляет ощущение, что для полицейского, как и для его коллег, существовали лишь собственные интересы (не попасть на фронт), да непонятная группировка, решившая оказать им поддержку и олицетворявшаяся Жерменом, Фике и Блондо.

Может быть, Барбье просто не хотел усугублять свою участь признанием в сочувствии антиправительственному заговору? Однако другой источник указывает на то, что молодой полицейский был не из тех, кто боится признать свои взгляды. По свидетельству Буонарроти, он был осужден на 10 лет тюрьмы в связи с восстанием в полицейском легионе, а в 1797 г. его вместе еще с одним полицейским, Ж. Б. Менье, привезли на суд в Вандоме, чтобы свидетельствовать против бабувистов. Однако молодые люди отказались это делать, склонились перед подсудимыми и приветствовали их пением республиканских гимнов. «Менье и Барбье во всеуслышанье отказались от всего, что имели слабость признать, и предпочли навлечь на себя новое обвинение в лжесвидетельстве, чем произнести хотя бы единое слово против людей, которых предали суду» {448} 448 Буонарроти Ф. Заговор во имя равенства. Т. 2. С. 43–44. , - хвалебно отзывался о них Буонарроти. Почему же «слабость», имевшая место год назад, сменилась такой смелой демонстрацией радикализма? Может быть, дело в том, что разоблачение и Вандомский процесс сделали Бабёфа таким знаменитым, каким он не был никогда раньше и обеспечили своего рода рекламу его доктрине? В 1796 г. Барбье мог не понимать, недооценивать или не придавать значения сути и масштабу бабувистского плана; в 1797 г. он уже больше знал о заговоре «равных». Конечно, это всего лишь версия. Но, так или иначе, доказательствами того, что Барбье и его коллеги в 1796 г. сочувствовали коммунистическому идеалу и видели в Бабёфе своего вождя, мы не располагаем.

Неоднозначными были не только политические симпатии полицейского легиона, но и то, как этот легион воспринимался со стороны. В свое признание уже упоминавшийся Барбье включил любопытную историю, поведанную ему коллегой из 3-го легиона. Придя на рынок за штанами, тот заговорил с одной торговкой. Узнав, что он из полицейского легиона, та дала ему штаны бесплатно и еще 100 франков в придачу, добавив, что легионер может пользоваться ее кровом и столом, сколько захочет. Полицейский, однако, не воспользовался приглашением, так как не понял, какую партию хотела поддержать торговка в его лице — «якобинцев, патриотов или правительство» {449} 449 РГАСПИ. Ф. 223. Оп. 4. Д. 161. Л. 26. Оригинал : «je n’ai pas compris ce quelle vouloit me dire, par jacobins, patriots ou gouvernemet». . Те, на кого собирались опереться заговорщики, не только могли не иметь четкой политической позиции, но и не всегда понимали, к какому лагерю причисляют их другие.

Бабувисты рассчитывали на союз с полицейскими и какое-то время после того, как те прекратили восстание. По сообщению Гризеля, 15 флореаля Жермен привел на собрание заговорщиков некого Пеша (Peche) — капитана из третьего батальона легиона. Этот Пеш сообщил, что готов выступить под знаменами бабувистов вместе с тремястами товарищами; он даже выразил готовность вместе с ними взять на себя расправу с директорами. Однако заговорщиков разочаровало то, что Пеш не предложил никаких конкретных военных планов. В конце концов, от его предложения отказались, так как еще не чувствовали себя готовыми к выступлению {450} 450 Le Directoire exécutif à la comission du Conseil du Cinq-Cents chargée de Г examen de Г affaire du représentant Drouet. Р. 58–59. ; Пеш же, очевидно, торопился. Видимо, именно в связи с этим разрывом 20 флореаля агент в двенадцатом округе Моруа будет писать, что оставшиеся в городе легионеры считают его предателем {451} 451 Copie des pièces saisies dans le local que Babœuf occupoit lors de son arrestation. VOL. 1. Р. 244–245. .