Дмитрий Бовыкин - Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Ровер, хотя и был цареубийцей, также давно вызывал подозрения коллег: бригадный генерал, член Комитета общей безопасности, он не пользовался любовью ни робеспьеристов, ни термидорианцев. Припоминали ему и жену, которая ранее развелась с эмигрантом, и покровительство роялистам во время пребывания в Буш-дю-Рон, где его действия вызвали всеобщее возмущение. В день выступления Лежандра Ровер был арестован, потом при Директории выпущен на свободу и скончался в 1798 г. в Кайенне, куда был отправлен после 18 фрюктидора.

Любопытно, что Лежандр и сам был одним из тех, кого подозревали в роялизме. Бодо вспоминал позднее, что Лежандр пользовался у роялистов большим доверием, поскольку во множестве освобождал их из тюрем {648} 648 Baudot М-А. Ор. cit. Р. 239. . В документах российских информаторов, полученных из Парижа, говорилось, что Лежандр и Л. Лекуантр, хотя и находились в орбите Тальена, выступали за реставрацию с использованием фигуры принца де Конти {649} 649 Луи-Франсуа-Жозеф де Бурбон-Конти, принц де Конти (1734–1814) — принц крови, военачальник в годы Семилетней войны. Для роялистов фигура довольно двусмысленная: эмигрировав в июле 1789 г., в 1790 г. вернулся во Францию, принёс гражданскую клятву и жил в Париже как частное лицо. В 1793–1794 гг. в заключении, затем выпущен на свободу. В контрреволюционном движении участия не принимал. , предлагая назначить его регентом, тогда как сам Тальен считал этот план детищем Ланжюине и полагал его неудачным, поскольку принц де Конти не удовлетворит ни одну из группировок {650} 650 АВПРИ. Ф. 48. Сношения России с Генуей. Оп. 48/2. Д. 91. Л. 50 об. .

Выступавший следом за Лежандром Ж.-Б. Лувэ заявил, что не верит в виновность Ларивьера, Лесажа, Ланжюине и Буасси, но горячо поддержал обвинение против Ровера. Прозвучало в его речи и ещё одно имя: Ж.-Б.-М. Саладен ( Saladin ) {651} 651 Moniteur. Vol. 26. P. 221–224. . Депутат Законодательного собрания и Конвента, цареубийца и монтаньяр, он покинул скамьи Горы после 2 июня, сидел в тюрьме при диктатуре монтаньяров и вернулся в Конвент уже после Термидора. К 1797 г. политическая эволюция привела его в ряды сторонников монархии, но многие и в 1795 г. подозревали его в симпатиях к роялистам и эмигрантам. Лувэ поддержал его коллега по Комиссии одиннадцати, Ларевельер-Лепо, убеждённый республиканец, впервые высказавший обвинения с трибуны Конвента. Итогом дискуссии стал декрет об аресте не только Ровера, но и Саладена.

На следующий день, 25 вандемьера, разразился ещё один скандал. К.-А. Изабо, выступая в Конвенте от имени Комитета общей безопасности, доложил о перехвате переписки некоего Лемэтра ( Lemaître ) {652} 652 Ibid. P. 239–240, 243.0 деятельности Лемэтра будет подробнее рассказано несколько позднее. . Доклад Изабо преследовал несколько целей: выставить в определённом свете Людовика XVIII (в частности, цитировалось письмо, где он якобы выступал против обмена Мадам Руаяль, называл командующего при Кибероне де Пюизе плутом и т. д.), подтвердить, что 13 вандемьера организовали роялисты и заставить насторожиться сторонников монархии в Конвенте. Изабо отметил, что в переписке встречаются имена Тальена, Фрерона, Буасси, Камбасереса, Ларивьера, Дульсе, Бентаболя, Левассёра, Инара, Дефермона, Ломона, Таво, Дюбуа-Дюбэ, Бомеля и других, однако это отрывочные заметки, из которых трудно сделать определённые выводы. Депутаты тут же стали выступать с оправданиями и обвинениями, Конвенту с трудом удалось перейти к повестке дня.

Тем не менее обстановка оставалась накалённой. 30 вандемьера IV года (21 октября) депутаты заподозрили, что армия, которая должна была перейти Рейн, отступила не просто так. Стоило Тальену заявить: «Контрреволюция может произойти конституционным путём в течение трёх месяцев» {653} 653 Moniteur. Vol. 26. P. 283. Публикация этих слов в Moniteur сопровождается ремаркой: «Крики на трибунах: „Да! Да!“» , как посыпались новые обвинения: вновь потребовали арестовать депутата Обри, его секретаря, любовницу, которая якобы добывала места в Комитете общественного спасения для роялистов, и нескольких его сотоварищей {654} 654 Ibid. Р. 286. . Трудно сказать, были ли обвинения Обри в роялизме истинными, но подозрения в симпатиях к монархии сопровождали едва ли не всю его карьеру вплоть до переворота 18 фрюктидора, после которого он был репрессирован.

Другой депутат, арестованный в тот же день, К.-Ж.-Б. Ломон (Lomont) был обвинён в сомнительном поведении во время восстания 13 вандемьера (тем более сомнительном, что он был в это время членом Комитета общей безопасности), а также в том, что помогал Обри в развале армии. При Директории его спасёт от тюрьмы его коллега Дульсе де Понтекулан, который заявит, что Ломон даже не знает, где находится Рейн. Конец связям Ломона с агентами Людовика XVIII также положит 18 фрюктидора {655} 655 Kuscinski A. Op. cit. Р. 414–415. .

1 брюмера (23 октября) Тибодо вновь поднялся на трибуну и обвинил Тальена в том, что тот — «организатор всех интриг, которые разрывают нас на части» {656} 656 Moniteur. Vol. 26. P. 291. . В его речи Тальен предстал ответственным за «роялистскую реакцию», лидером «золотой молодёжи».

Письма правительственных агентов в Генуе и Венеции сообщают о том, что эмигранты возлагают на Тальена большие надежды в плане возвращения. В Комитете общественного спасения существует письмо претендента, Месье, в котором он говорит, что очень рассчитывает на Тальена в деле восстановления монархии {657} 657 Ibid. P. 291–292. .

И вновь Тибодо поддержал Ларевельер-Лепо, однако Тальену удалось отбиться при поддержке своих соратников. Конец этой «охоте на ведьм» положила лишь амнистия, объявленная в самом конце работы Национального Конвента.

Россыпь имён… Роялизм одних депутатов представляется весьма вероятным, других — более сомнительным. Одни фамилии повторяются, другие не упоминаются вовсе: никто не подозревает в симпатиях к королевской власти Ларевельера-Лепо, Бодена, Барера и многих других видных термидорианцев, что, на мой взгляд, весьма показательно и говорит о том, что обвинение в роялизме могло быть использовано отнюдь не против любого. И всё же можем ли мы уверенно говорить, обобщая, что «термидорианцы оставались республиканцами»? {658} 658 Soboul A. La Révolution française. Р., 1983. Р. 425. Думаю, что нет.

Сюжет с роялистами в стенах Конвента заставляет вспомнить и о другой специфике революционной эпохи. Если учесть упомянутую выше быструю смену политических пристрастий в 1789–1795 гг., если не забывать об отсутствии партий и нечёткости как границ «фракций», так и их устремлений {659} 659 О сложности выявления политической ориентации депутатов при Термидоре см.: Бовыкин Д. Ю. «Отцы нации»: создатели Конституции III года Республики // Французский ежегодник. 2001. М., 2001. , можно прийти к выводу о том, что применительно к большинству деятелей того времени сложно говорить об устоявшейся системе политических взглядов. Из участников дискуссии по проекту Конституции III года (а все они выказывали себя с трибуны Конвента сторонниками республики) позднее, при Империи, почти 30 % также были депутатами, более половины состояли на государственной службе, почти 20 % влились в ряды нового дворянства. Иными словами, изменение политического режима легко могло превратить монархиста в республиканца, как это нередко происходило в 1791–1792 гг. и наоборот, как бывало во времена Консульства и Империи {660} 660 Разумеется, как и любое обобщение, этот тезис небезоговорочен. Например, Ларевельер-Лепо, видный термидорианец и член Директории, неизменно оказывался среди тех, кто готов был до последнего отстаивать свои убеждения. Как при монтаньярах он демонстративно покинул Конвент в знак протеста против исключения жирондистов, хотя сам к ним и не принадлежал, так и при Наполеоне он отказался присягнуть Империи и был уволен из Института. .