Андрей Купцов - Миф о красном терроре

Если на демонстрантов перестают действовать грозные окрики городовых, то в ход пускаются палки и пинки; перестают действовать они — пускается в ход натиск лошадьми; привыкают к этому — на сцене появляются нагайки; привыкают к нагайкам — начинают гулять по головам демонстрантов ружейные приклады, обнажённые шашки, и, наконец, раздаются ружейные залпы. Дальше, казалось бы, идти некуда. Но и ружейные пули не останавливают демонстрации. Что делать? Русское правительство изобретательно. Оно знает, как всего больнее уязвить протестантов, оно знает, что для них есть нечто такое, чем они дорожат больше самой жизни: это их человеческое достоинство. И вот по данному свыше знаку возводится в систему самое наглое издевательство над личностью протестантов, надругательство над их честью. Связанного врага истязают в участках и тюрьмах; на женщин и девушек обрушивается сугубое унижение: нечистые руки жандармов грубо касаются их тела, с подчёркнутым намерением надругаться над женской честью, над девичьей стыдливостью; наконец, порка, позорная порка, от которой даже уголовные обитатели «мира отверженных» всё чаще и чаще начинают спасаться самоубийством, грозит сделаться обычным средством усмирения бунтов, стачек и демонстраций.

Значение террористической борьбы как средства самообороны слишком очевидно и понятно. Оно не может отрицаться даже самыми крайними противниками террористических средств. Даже «Искра», выставившая в последнее время (см. № 20) положения, что «терроризм изолирует революционную партию и тем осуждает её на поражение», «террор мешает организации, а следовательно, и вообще политическому воспитанию рабочих», — даже «Искра» не может закрывать глаза на действительность, и все ею сообщаемые фактические известия идут решительно вразрез с принципиальной антитеррористической тенденцией газеты С.-Дэков. Сообщая данные о голодовке политических заключённых в Екатери-нославской тюрьме (где их всячески оскорбляли, ругали площадной руганью, заключённым женщинам делали позорные и унизительные предложения и т. п.), «Искра» не может не признать, что «делом чести всех недовольных существующим строем является энергическими протестами заставить самодержавие обуздать разнузданное рвение своих холопов». Да, делом чести! Да, заставить! Но как? «Искра» отвечает: «энергическими протестами». Надеемся, однако, что не словесными и не бумажными? Мы сами не прочь бы хорошими словами усовестить Сипягиных и их присных, и не наша вина, если свистят пули, — вот единственно возможный теперь разговор с нашими министрами, пока они не научились понимать общечеловеческую речь и прислушиваться к голосу страны.

Но «Искра» против террора. Ей кажется почему-то, что «такой поворот в современном революционном движении… означал бы его сужение и грозил бы ему неудачей». «Искра» хочет «сделать всё возможное, чтобы не допустить такого поворота». Но и она соглашается, что эти её усилия «могут увенчаться успехом лишь в том случае, если рабочие и интеллигенция будут внимать призывам, подобным тому, который сделан екатеринославскими товарищами, и покажут правительству, что, и не прибегая к террору, революционная Россия может отстоять томящихся в тюрьмах бойцов». Екатеринославские товарищи призывали к демонстрации протеста перед зданием тюрьмы. 5 мая она состоялась и кончилась… поркой демонстрантов!

Может ли мирная демонстрация «заставить» правительство «обуздать разнузданное рвение своих холопов», если оно безнаказанно может употреблять все средства расправы с демонстрантами? Мы знаем батумскую демонстрацию перед стенами тюрьмы, окончившуюся тем, что «рвение» царских слуг было ещё более разнузданное: тринадцать убитых и множество раненых были итогом попытки «доказать, что, и не прибегая к террору, революционная Россия может отстоять томящихся в тюрьмах бойцов». Сомневаемся, чтобы после этого опыта батумские рабочие согласились с моралью «Искры». И в этом нам порукой тот факт, что, несмотря на все свои теоретические споры и разногласия по вопросу о терроре, кавказские рабочие, в значительном большинстве идущие за социал-демократами, тем не менее, жизнью вынуждаются к ответам насилием на насилие. Не та ли самая «Искра» устами своего корреспондента — «тифлисского рабочего» (в № 15) по поводу убийства Веденеева («ярого противника рабочего движения и одного из умных бичей социал-демократии») говорит, что виновник покушения «верно подхватил настроение рабочих, и тысячи уст матерей, жён и сестёр рабочих, оставшихся без заработка, будут благословлять стрелка и меткую пулю». Сомневаемся, чтобы согласились с моралью «Искры» и виленские рабочие, демонстрация которых кончилась массовой поркой и которые уже выдвинули из своей среды героя-мстителя в лице благородного и смелого товарища — рабочего Гирша Лекерта. Сомневаемся, чтобы согласились с ней и многие другие…

…агитационное значение террористических актов. Они приковывают к себе внимание, будоражат всех, будят самых сонных, самых индифферентных обывателей, возбуждают всеобщие толки и разговоры, заставляют людей политически мыслить, хотя бы против их воли. Если обвинительный акт Сипягину в обычное время был бы прочитан тысячами людей, то после террористического акта он будет прочитан десятками тысяч, а стоустая молва распространит его влияние на сотни тысяч, на миллионы. И если террористический акт поражает человека, от которого пострадали тысячи людей, то он вернее, чем месяцы словесной пропаганды, способен переменить взгляд этих тысяч людей на революционеров и на смысл их деятельности.

Устрашает ли, дезорганизует ли террористическая борьба правящие круги, и если да, то в какой мере? Это зависит от многих обстоятельств. Нет сомнения, если вся революционная борьба исчерпывается террористическими поступками кучки лиц, то надежда раздавить эту последнюю будет настолько велика, что для страха и растерянности, естественно, не останется места. Но когда правительству и без того становится всё труднее сдерживать общее недовольство, когда его окружает огненное кольцо волнений и демонстраций, сопротивлений власти, бунтов, тогда метко направленные удары, неожиданно сваливающие с ног наиболее ревностных и энергичных столпов реакции, безусловно, способны внести в ряды правительственных слуг расстройство и смятение. Если героическая борьба «Народной Воли», разыгравшаяся в эпоху меньшей культурной и политической зрелости России, при отсутствии сколько-нибудь активной поддержки со стороны масс смогла пошатнуть трон и поставить на очередь вопрос о конституции, то теперь, при наличии относительно сильного рабочего движения, при общем оппозиционном настроении в широких культурных слоях, при подъёме революционного духа в молодёжи, при всё более и более сильных взрывах крестьянского недовольства, при общем экономическом и финансовом расстройстве страны, повторение такой же борьбы несомненно дало бы гораздо большие результаты. Она ещё сильнее, чем прежде, подорвала бы веру в правительственное могущество, внушило бы обывателям ещё большее уважение в силу революционеров. Она вдохнула бы новые силы в колеблющихся, обескураженных, поражённых печальным исходом многих демонстраций. Она удовлетворила бы психологической потребности в отпоре, которой полны сердца избитых и опозоренных, и тем бы восстановила бы их душевное равновесие. Громом героических подвигов, примером самоотверженных борцов она зажигала бы сердца лучших людей, наполняя их той же жаждой пожертвовать всем, чем можешь, сделать всё, что в силах, для того же великого дела. Наконец, эта борьба подняла бы высоко престиж революционной партии в глазах всех окружающих, доказав на деле, что революционный социализм есть единственная нравственная сила, способная наполнить сердца таким беззаветным энтузиазмом, такой жаждой подвигов самоотречения и выдвигать таких истинных великомучеников правды, радостно отдающих жизнь за счёт её торжества!..