Петер Элебрахт - Трагедия пирамид: 5000 лет разграбления египетских усыпальниц

Новый префект полиции Ауяд сообщил мне, что недавно в возрасте 77 лет скончался Саким Харриб из клана Тодросов. Лишь после смерти удивительного копта я получил возможность осмотреть (в сопровождении офицера полиции) таинственное жилище. К сожалению, оказалось невозможным открыть склад Сакима Харриба, опечатанный Службой древностей. Мне удалось увидеть только личные апартаменты торговца, а также вдову и детей.

Насколько замкнутым и нелюдимым изображали покойного, настолько гостеприимной оказалась его супруга. Она настояла на том, чтобы мы осмотрели все помещения, хотя там царил невероятный беспорядок. Предугадав мой вопрос, вдова сказала: «Нет, у нас совсем нет денег! Я действительно не знаю, где муж хранил деньги».

Дети Харриба — взрослый сын (21 год) и дочь-подросток — казались нелюдимыми, подобно всем детям, жизнь которых протекала в стороне от сверстников; они робко глядели в приоткрытую дверь спальни на своего толстого 10-летнего брата, который кинул на пол два сырых яйца, чтобы накормить кошек, выскочивших из всех углов.

Подмигнув, я спросил полицейского офицера: «Нельзя ли пробраться в запертый склад через окно, выходящее в коридор?» «О, нет-нет-нет!» — испуганно воскликнул он и решительно замотал головой. Для него это было слишком опасно. Нашим взорам во всем своем «великолепии» предстала комната богача Харриба. Она была обставлена старой походной кроватью, колченогим стулом, американским сейфом; на полу в беспорядке громоздились книги. На декоративном шкафу лежала реликвия: красная феска отца. Среди всего этого хлама я не заметил никаких ценностей. Несмотря на это, в Луксоре распространился слух, будто в доме № 44 спрятаны древности на сумму по меньшей мере в миллион египетских фунтов.

Вечером, когда я рассказал префекту полиции Ауяду о своем посещении, он сообщил мне, что, пока компетентные лица из Службы древностей не проведут опись оставшегося имущества, склад останется под замком. Только тогда можно определенно сказать, что верно в ходящих теперь слухах и предположениях.

Поскольку я не знал лично Харриба Тодроса (рис. 59), передаю описание его нрава со слов человека, хорошо знавшего торговца.

Харриба, это я слышал неоднократно, изображают нелюдимым и тяжелым в общении человеком, с которым незнакомые ему иностранцы при первой встрече ладили с трудом; по отношению к старым деловым партнерам он не проявлял скептической настороженности. У Харриба были очень крепкие нервы, вернее, их не было у него совсем; он придерживался превосходного правила восточной торговли: не торопиться с продажей, поскольку нетерпение покупателя растет с каждым часом, как, впрочем, и цена. Если заинтересованное лицо не соглашалось с установленной торговцем ценой (сильно превосходящей действительную), переговоры продолжались неделями; однажды до заключения сделки прошел чуть ли не год. Плату Харриб принимал лишь в иностранной валюте. Но иностранных валютных счетов, которыми издавна пользовались его коллеги-дельцы, он не признавал, да и вообще никаких личных счетов видеть не мог. Саким Харриб требовал, чтобы дорогие вещи оплачивались 250-граммовыми золотыми слитками.

Говорят, одевался он очень бедно. Неудивительно поэтому, что он терялся среди серой уличной массы, и даже соседи не всегда замечали его. Жена решительно ничего не знала о делах своего мужа и получала кое-какие указания лишь перед тем, как двери дома распахивались для приезжих иностранцев. Даже в личных апартаментах Харриба она бывала весьма редко.

В том, что, по восточным представлениям, обстановка дома казалась более чем скромной, я мог убедиться сам. В двух приемных, опечатанных еще в декабре 1978 г., стояла мебель, по-видимому, времен расторопного папаши Мохареба Тодроса, развешаны портреты знаменитых посетителей, здесь же висел портрет Вильгельма II, а также флаги некоторых государств.

Таинственный господин Харриб продавал здесь древности Египта всех периодов: скульптуру, свитки папируса, всякого рода украшения, амулеты, скарабеев и т. д. Особо драгоценные вещи он вытаскивал из-под софы, когда гость уже собирался уходить. После долгих препирательств заключалась наконец сделка — и при этом с самым неожиданным результатом. Если Харриб не надеялся получить крупную сумму, он не показывал свои сокровища даже старым своим клиентам. Никому этот скряга не оказывал столь распространенного в Египте гостеприимства: остатки спиртных напитков он сливал в бутылки, не стесняясь гостей. Отсутствие специальных знаний он восполнял всякого рода хитроумными трюками. В легендах о его богатстве, по-видимому, есть доля правды.

Осенью 1978 г. я со съемочной группой работал в Луксоре. Снимая дом № 44 по Стейшн-стрит, я получил возможность еще раз побывать в квартире Харриба: комнаты казались светлее и более прибранными; на столе лежала визитная карточка голландского торговца произведениями искусства ван Д. Вдова, находившаяся, похоже, в затруднительном финансовом положении, надеялась, что каирские власти разрешат открыть склад. «Тогда я тут же все продам, — решительно заявила она. — Один человек из Голландии уже был здесь». «Разумеется, мадам, — поддержал ее копт, домашний учитель двух младших детей, — Все идет своим чередом».

Старик Булос Тодрос вел книгу почетных посетителей, где оставили автографы известные люди со всех концов света. Сын и внук продолжали эту традицию. Книга посетителей, без сомнения, могла бы прояснить очень многое, но в том лишь случае, если она когда-нибудь найдется.

Многие арабские сказки заканчиваются словами: «Если это и не правда, то хорошо придумано». Однако какой бы сказкой ни показался мой рассказ, все в нем чистая правда и ничего, кроме правды.

Итак, дело происходило в начале 70-х годов нашего столетия. Жил-был в Каире инженер по имени Хани. В служебные обязанности его входила еженедельная инспекционная поездка по строительным объектам, где применялись технические новинки западноевропейских стран. В 70-х же годах на международном рынке произведений искусства появились прекрасные саркофаги, балдахины и маски мумий; на этих драгоценностях имелись штампы, печати и визы таможенных служб, разрешавшие отсылать их в заморские страны.

По правде говоря, выданные властями бумаги гласили, что речь идет всего лишь о вывозе фальсификатов, то есть подделок. Хорошие подделки, как известно, тоже находят своего потребителя, но выставлять их принято в особых заведениях, с тем чтобы сбыть малосведущим покупателям. Ни одна из тех вещей не попала на свободный рынок, все они словно по мановению волшебной палочки оказались в безвестных частных собраниях. По весьма высоким ценам, разумеется.