Александр Спеваковский - Самураи - военное сословие Японии

Наряду с термином «кэндо», говорящим о моральном воспитании, японцы для обозначения фехтования на самурайских мечах употребляли также (особенно до эры Мэйдзи) слово «кэндзюцу» — искусство меча, искусство фехтования, техника меча, которое говорило больше о технической стороне фехтования. Это слово являлось синонимом кэндо.

Не удивительно поэтому, что многие приверженцы дзэновских объединений и сект были лучшими мастерами кэндо в свое время. Таковыми, например, были члены братства «Ямаока» [169, с. 512].

Интересно, что аналогичные или родственные виды единоборства характерны также и для других народов Восточной и Северо-Восточной Азии, где практиковались подобные упражнения (в сидячем положении) в условиях каркасных жилищ (чума, яранги, юрты и т. д.), не имеющих мебели, с ограниченной площадью и низкими сводами. Возможно, что японское иаи развилось именно из подобного вида соревнования, которое имело место в Японии в древности и было генетически близко к таким же видам борьбы народов континентальной Азии.

В Японии, кроме иаи, известны и другие виды борьбы с «противником» сидя. Например, перетягивание полотенца одной рукой (тэнугуи-хики), перетягивание шнура (веревки) головой (тумидзи-хики), борьба при использовании только больших пальцев правых рук соперников (юби-дзумо) и т. д.

Согласно указаниям наставников дзюдзюцу, существенным в этой борьбе было не проливать человеческой крови.

В противоположность дзюдзюцу японские крестьяне, не имевшие права носить мечи, разработали собственную систему борьбы без оружия, при помощи которой они могли обороняться от вооруженных самураев. Эта борьба называлась каратэдзюцу или каратэдо.

В ее основу легли древние приемы рукопашного боя, заимствованные жителями о-вов Рюкю из Китая. Не удивительно, что идея заимствования этих приемов возникла первоначально именно у рюкюских крестьян, которые по своей этнической принадлежности были отличны от собственно японцев, удерживавших население Окинавы и других островов архипелага в подчинении при помощи силы самурайских дружин из Японии.

Характеристика школ плавания дается по М. Филла [152, с. 49–51].

Так, например, шлемы, найденные во время археологических раскопок

на территории Японии, имеют своеобразное пластинчатое приспособление для защиты затылка и шеи, получившее впоследствии название «сикоро». Эта деталь часто встречается также на ханива — миниатюрной погребальной пластинке, в частности изображающей воинов [137, т. 1, с. 58–59, 88–89; 166, Bd. 1, 81; 166, Bd. 3, с. М9].

То же можно сказать и о пластинчатых панцирях. Скорее всего, они были изобретены на материке и занесены на Японские острова пришельцами тунгусо-маньчжурского происхождения. Археологические находки настоящего времени подтверждают данные китайских хроник, в которых говорилось об илоу и их боевых панцирях, изготовленных из костяных пластин [89, с. 70; 72, с. 858].

Очень напоминают японские доспехи шлемы и панцири древних маньчжуров, которые имели шнуровое соединение [121, табл. XLIV].

Интерес представляет сравнение В. Г. Богоразом военной одежды чукчей и японцев [143, с. 163–164], позволяющее говорить о более широком распространении подобного вида снаряжения.

Экземпляр шлема с бронзовым зеркалом хранится в фондах МАЭ (Музея антропологии и этнографии) (колл. № 5947–4д).

В Китае зеркала также прикреплялись к костюмам военачальников с целью защиты от злых духов и оборотней [55, с. 215–231]. Аналогичные представления о зеркале имелись у некоторых народов Сибири. Тунгусы, например, считали, что зеркало всегда должно лежать зеркальной поверхностью вверх. Это давало якобы возможность увидеть злых духов. Духи в свою очередь должны были убежать, испугавшись собственного отражения.

Почитанием зеркала самураями, вероятно, был обусловлен и «праздник зеркала» (кагамибираки), во время которого съедались новогодние рисовые лепешки, раскладываемые мальчиками рядом с военными доспехами.

Обычай повязывать голову хатимаки оказался очень устойчивым. Свидетельством этому явилось их использование во время второй мировой войны смертниками, проделывавшими ходы в минных полях, летчиками-камикадзэ и др.

Другим материалом для изготовления мелких пластинок панциря могли служить прессованная склеенная бумага, покрытая лаком, или дерево [90, с. 73–1].

Складной веер является японским изобретением в противоположность нескладному, завезенному в Японию из Китая. В XV в. японские веера составляли предмет экспорта в Корею и Китай. Оттуда они были завезены в Европу [43, с. 128; 166, Bd. 1, с. 93].

Очевидно, сигнальная функция веера создала со временем так называемый язык веера — язык условных жестов, позволявший объясняться молча.

Иметь герб и носить фамильное имя могли только представители японского дворянства (кугэ, букэ). С отменой этого положения, после революции Мэйдзи, право выбирать себе имя и герб получили все слои японского общества.

В дословном переводе слово «мон» означает «узор», «рисунок». Китайские авторы начала нашей эры писали, что в Японии различия в рангах выражались посредством места и величины узора [166, Bd. 1, с. 118]. Может быть, здесь имеется связь с нашивками на китайских костюмах, развившимися позднее в знаки различия (буфаны) гражданских и военных чиновников Китая.

В частности, здесь можно говорить о татуировке, развитой некогда у айнов. Уже в китайских хрониках «Хоуханыиу» и «Вэйчжи» имелись упоминания о японских мужчинах, татуирующих себе лицо и тело [28, с. 34]. В феодальные времена, по сообщению Б. X. Чемберлена, самураи также часто делали себе татуировки [114, с. 323].

О сбривании с передней части головы волосяного покрова у айнов писали также С. Крашенинников, М. М. Добротворский, И. Поляков, Л. Я. Штернберг и др. [65, с. 237; 8, с. 33; 87, с. 2:63; Т. 22].

Сугавара-но Митидзанэ (845–903) был известным поэтом, ученым и государственным деятелем своего времени. Сугавара достиг зенита славы при императоре Уда (конец IX — начало X в.), который доверил ему ответственный пост. После отставки Уда Сугавара был оклеветан и сослан на о-в Кюсю, где впоследствии и умер. Дух Сугавара-но Митидзанэ, который якобы начал мстить своим врагам, получил в народе обожествление. В честь обоготворенного духа Сугавара (тэндзин) в Киото был построен храм Кинтано дзиндзя, а дату его смерти стали ежегодно отмечать как праздник [158, с. 115–116].