Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Наполеон, хотя и потеряв голос, снова был прежним – деятельным, полным энергии и вдохновения. Даже сохранившиеся бумаги, составленные им в те дни в Можайске, поражают своим количеством и разнообразием затронутых вопросов: Наполеон распорядился произвести рекогносцировку окрестностей Можайска, построить редут для прикрытия дефиле, соорудить два моста через р. Москву; принцу Евгению было послано не менее пяти приказов – о движении к Рузе, а затем к Звенигороду, о строительстве мостов и сборе скота и т. д.; маршалу Нею – о подтягивании его войск к Можайску; Жюно – о пребывании на поле боя, а затем о занятии Можайска; Понятовскому – о продвижении в с. Фоминское и защите дороги на Калугу… 10-го Наполеон составил бюллетень о сражении под Москвой, распорядился отправить циркуляр епископам, чтобы те провели по всей империи службы по случаю победы. Много внимания уделил возобновлению боеприпасов (видимо, к 12 сентября ситуация в этом плане была уже вполне удовлетворительной, так как еще до сражения из Смоленска двинулось до 800 артиллерийских повозок с боеприпасами), защите коммуникаций. При этом Наполеона сравнительно мало волновало положение на северном и южном флангах театра военных действий. Он полагал, что они достаточно хорошо прикрыты и главная цель, как и прежде, заключалась в том, чтобы «поразить врага в сердце». Однако поступавшие к Наполеону сведения, в том числе информация об упорном бое у Крымского 10 сентября, заставили императора всерьез думать о возможности второго сражения под Москвой [2089].

Нашел Наполеон время и для того, чтобы 11 сентября написать Марии-Луизе: «Мой дорогой друг, я получил Твое письмо от 26-го. Ты находишь Трианон очень веселым, это прекрасный сезон. Это заставило меня подумать, как хорошо нам было в прошлом году. Здесь жар прекратился, холодно. Моя кровь хороша, между тем небольшой насморк, который у меня был, закончился. Мои дела идут хорошо, обними маленького короля от меня дважды. Напиши своему отцу и отправь с курьером, он мне сказал, что беспокоится, не получая от Тебя вестей. До свидания, моя дорогая. Всего хорошего» [2090].

После боя у Крымского русские продолжали отходить на Москву. Теоретически, и этого Наполеон исключить не мог, Кутузову было бы разумнее отступать к Калуге или, наоборот, на север, прикрывая Петербург. Тогда Наполеону, возможно, пришлось бы двигаться не на Москву, а за русской армией. Но это было возможно только теоретически – после Бородина русская армия сократилась до 50–55 тыс. и, имея перед собой все еще почти 90- или 100-тысячное войско Наполеона [2091], могла идти только к Москве [2092].

Но и французская армия неузнаваемо изменилась [2093]. 12 сентября, в день, когда Наполеон покидал Можайск, чтобы двигаться дальше на Москву, Фезенсак, ранее служивший адъютантом у Бертье, принимал возле с. Кубинское 4-й линейный из корпуса Нея. «…Я был поражен вымотанностью войск и их малочисленностью», – напишет он позже. «Никогда еще мы не несли столь тяжкие потери; никогда еще моральное состояние армии не было столь потрясено. Я не видел признаков былой веселости солдат. Мрачное молчание сменило песни и шутки, которые в свое время заставляли забывать усталость долгих маршей. Сами офицеры выглядели озабоченными; они служили теперь только из чувства долга и чести. Это уныние, обычное для армии, потерпевшей поражение, было странным после решающего сражения, победа в котором открыла для нас ворота Москвы» [2094].

Вновь возобновилась, затихшая было, грызня между высшими начальниками Великой армии. Подобно тому как в конце августа, командование было раздражено длительным отказом русских от генерального сражения, теперь, когда сражение уже состоялось и, казалось бы, было выиграно, стычки между Мюратом и Даву начались снова [2095].

В течение 11 сентября авангард Мюрата оставался возле Крымского, не решаясь двигаться дальше, пока не выяснится ситуация на флангах. Богарне в это время через Рузу направлялся в Звенигород. Южнее Мюрата, на ощупь, пробирался вперед Понятовский, намереваясь перекрыть Калужскую дорогу [2096].

Утром 12 сентября Наполеон, полагая, что Богарне уже занял Звенигород, приказал Мюрату начать движение дальше, на Москву [2097]. По сведениям, которыми располагал Наполеон, главные силы неприятеля могли быть в 25 верстах от Москвы, перед Перхушковом, где, по данным разведки, было сооружено «18 батарей» [2098]. Авангард Мюрата пришел в движение. Однако в тот день никаких стычек с русскими не произошло. «12. День моего рождения, 28 лет, – записал вечером в свой дневник капитан Бонне из корпуса Нея, – мы спокойно маршировали в течение 8 часов без того, чтобы слышать ружейный выстрел…» [2099]Главные силы русских в тот день приближались уже к Мамоновой, располагавшейся всего-навсего в 10 верстах от древней столицы.

В полдень 12 сентября Наполеон, сев в коляску, покинул Можайск и к 6 вечера остановился, не доезжая с. Таторки (во французских документах – Tatarki) [2100], в помещичьем доме справа от дороги, примерно на половине пути из Можайска в Москву [2101]. «Император расположился в дурном шато, – записал Кастелан. – Мы в риге; было очень холодно». Вечером Наполеон продиктовал Бертье приказ для авангардов: Мюрат должен был на следующий день выдвинуться к Перхушково, принц Евгений – двинуться от Звенигорода дальше, с намерением перекрыть дорогу из Москвы на Петербург, а Понятовский – дорогу на Калугу [2102].

Наполеон был почти уверен, что русская армия отступает к Москве. Однако его беспокоило отсутствие сведений, это подтверждавших. Армия двигалась как бы в безвоздушном пространстве, словно заманиваемая в ловушку. «Если неприятель не находится перед вами, – писал 13-го из Таторок Мюрату по поручению Наполеона Бертье, – то надо опасаться, не перешел ли он вправо от вас, на Калужскую дорогу. В таком случае очень возможно, что он бросится на наш тыл. Неизвестно, что делает Понятовский, который должен находиться в двух лье вправо от вас. Прикажите ему двинуть свою конницу на Калужскую дорогу. Император остановил здесь корпуса Даву и Нея до тех пор, пока не получит от вас известий о том, где находится неприятель. Его Величество с нетерпением ожидает известий о том, что происходит на вашем правом крыле, т. е. по дороге из Калуги в Москву» [2103].

13 сентября в 9 утра кавалерия Мюрата двинулась к Перхушкову [2104]. Русской армии там не было. В тот день она вышла из Мамоновой и вплотную подошла к Москве, расположившись в двух верстах впереди Дорогомиловской заставы.

Мюрат, миновав Перхушково, пошел дальше. Главная квартира императора из Таторок была перенесена в с. Вязёмы, имение князя Б. В. Голицына. «Мы прошли два с половиной лье к месту обитания князя Голицына, расположенному на берегу озера в одно лье, – записал вечером 13-го Кастелан. – Это первый действительно прекрасный дом и с большими службами, единственное настоящее шато, встретившееся после нашего вступления в Россию; солдаты авангарда, по своему обыкновению, немного все “перевернули”; ткань на мебели они искромсали» [2105]. Сам Наполеон расположился также в Вязёмах и имел там ночлег [2106]. Мюрат к вечеру 13-го был уже «в виду Филей» и передавал, «что враг укрепил Воробьевы горы, а также еще одну гору» [2107]. Наполеон не знал, и не мог знать, что Москву русские уже решили оставить без боя.