Сергей Мезин - Дидро и цивилизация России [litres]

Однако не достаточно даровать народам монарха, которого они не могут не признать. Надо, чтобы этот монарх сделал их счастливыми; но это невозможно в России, по крайней мере до того, как там изменят форму правления.

Рабство, какой бы смысл мы ни хотели придать этому слову, является состоянием, в которое впала вся нация. Среди подданных, которых считают свободными в этой империи, нет никого, кто обладал бы личной нравственной безопасностью, постоянной собственностью своего имущества, свободой, которую он может потерять только в случаях, предусмотренных и определенных законом.

При таком правлении не может существовать связи между членами [общества] и их главой. Если всегда существует опасность для них, они всегда опасны для него. Публичное насилие, которым он злоупотребляет, чтобы их подавлять, – только результат частных сил тех, кого он угнетает. Отчаяние или какое-то более благородное чувство могут в каждую минуту повернуть их против него.

Уважение, которое необходимо воздать памяти Петра I, не должно помешать сказать о том, что ему не удалось увидеть в целом благоустроенного государства. Он был рожден гением. Ему внушили любовь к славе. Эта страсть сделала его деятельным, терпеливым, прилежным, неутомимым, способным побеждать трудности, которые природа, невежество, привычка противопоставляли его предприятиям. С этими добродетелями и иностранцами, которых он призвал к себе, ему удалось создать армию, флот, порт. Он создал множество необходимых регламентов для успеха своих смелых замыслов. Однако, несмотря на славу и титул законодателя, он едва ли издал два или три закона, которые не несли бы отпечатка жестокости. Его не видели поднявшимся до сочетания блаженства своего народа с личным величием. После его великолепных установлений нация продолжала томиться в бедности, в рабстве и угнетении. Он не хотел ничего ослабить в своем деспотизме, а ужесточил его, и оставил своим преемникам ужасную и губительную идею, что подданные – ничто, а монарх – все.

После его смерти это дурное сознание упрочилось. Никто не хотел видеть, что свобода есть первое право всех людей; что забота о направлении ее к общему благу должна быть целью всякого разумно устроенного общества; и что насильственным преступлением является лишение самой большой части земного шара этого естественного преимущества.

Так думала Екатерина II. Едва эта знаменитая государыня взяла в свои руки бразды правления, как со всех сторон стало слышно, что она хочет править свободными людьми. В момент, когда ее намерения стали проявляться, более ста тысяч крепостных настроились к мятежу против своих хозяев. Многие господа, жившие в своих поместьях, были истреблены. Это волнение, последствия которого могли опрокинуть государство, заставило понять, что надо приручить медведей, прежде чем разбивать их цепи, и что добрые законы и просвещение должны предшествовать свободе.

Сразу же был задуман законодательный проект; хотели, чтобы этот кодекс был одобрен самим народом, с тем чтобы они его уважали и ценили как собственный труд. «Дети мои, – говорит государыня депутатам своего обширного государства, – обдумайте вместе со мной интересы нации; создадим вместе свод законов, который прочно установит общественное блаженство».

Екатерина подумала затем о воспитании людей; это был смелый и правдивый вызов Петру I, составившему свой план. Этот монарх ожидал наибольшего успеха от возвращения молодых людей, которых он посылал набраться образования в наиболее просвещенных странах Европы. Его шут, услышав об этом, смял как только возможно лист бумаги, протянул его царю и попросил его разгладить. Если невозможно исправить варварскую Россию, как можно надеяться на исправление испорченного русского? Если невозможно дать нравы народу, у которого они отсутствовали, как надеяться дать их народу, имеющему лишь дурные нравы? Эти наблюдения побудили Екатерину предоставить самому себе современное поколение, чтобы заниматься только будущими поколениями.

Благодаря ее заботам умножились школы, где молодые дворяне обоих полов обучаются полезным наукам и приятным искусствам. Мудрецы, видевшие эти учреждения вблизи, порицали их за излишнее легкомыслие или излишнюю пышность, но размышления и опыт рано или поздно исправят их несовершенства.

Другие, может быть, еще более необходимые учреждения были созданы для народа. Здесь мальчики и девочки получают раздельно в течение пятнадцати лет все виды образования, подходящие для занятий и ремесел, которые они должны исполнять. Когда общественные добродетели пустят глубокие корни в их сердцах, когда в них будет запечатлено, что честь – это самая знатная награда для благородной души, а стыд – самое страшное наказание, эти рожденные в рабстве ученики не будут больше иметь господина и станут гражданами в полном смысле слова. Добрые принципы, которые им привьют, распространятся со временем из центра страны в самые отдаленные провинции, и вместе с добрыми нравами, которые обязательно им последуют, распространится благоустроенная свобода, результатом чего станет счастье нации под легким бременем законов.

Чтобы ускорить всегда слишком медленный прогресс, происходящий от мудрого законодательства и хорошего образования, надо выбрать, быть может, самую плодородную провинцию империи, построить там дома, снабдить их всеми необходимыми для земледелия вещами, прирезать к каждому участок земли. Надо бы призвать свободных людей из цивилизованных стран, отдать им в полную собственность жилище, которое им приготовлено, обеспечить им содержание на три года, поставить над ними начальника, который не имел бы имений в этой области. Надо обеспечить терпимость ко всем религиям, а следовательно, разрешить частные и домашние богослужения, но не допускать публичных.

Отсюда семена свободы распространятся по всей империи: соседние области увидят счастье этих колонистов и захотят быть счастливыми, как они. Заброшенный к дикарям, я бы им не говорил: стройте хижину, которая будет вам укрытием во время холодного сезона; они бы посмеялись надо мною, но я бы ее построил. С приходом суровой погоды я воспользуюсь своей предусмотрительностью; дикарь это увидит и на следующий год будет мне подражать. Я не говорил бы рабскому народу: будь свободен! Но я ему продемонстрировал бы преимущества свободы, и он пожелал бы ее.

Почти такой план приняла Екатерина после своего восшествия на престол. Сорок тысяч немцев, соблазненные огромными выгодами, дарованными им, отправились в 1764–1765 годах в Россию, где они нашли лишь рабство, нищету, смерть, где немногие избежавшие этих бедствий томятся в ожидании близкого конца. Обещанное благо сильно запоздало из-за преступления против человечности, из-за этого политического преступления, но к нему [благу] надо тянуться всеми возможными средствами.