Жак Ле Гофф - Средневековый мир воображаемого

По воле Данте, подробно описавшего различные типы поведения в Чистилище, обитатели горы взывали то к кому-либо из родственников, то к своим семьям, то к жителям своего города.

Корпоративная власть над временем Чистилища не является простым продолжением той роли, которую исполняли религиозные сообщества, молясь за усопших; с XI в. власть над временем Чистилища стала служить средством возвышения Клюнийского аббатства [109] См. труды Ж.-Л. Лемэтра (J.-L. Lemaitre), в частности его Введение к работе: Repertoire des documents necrologiques francais, t.l. Paris, 1980 (Recueil des Historiens de la France. Obituaires, VII, sous la direction de P. Marot), pp. 23–24. . Корпоративность лежит в основе появления новых типов сообществ и объединений, как религиозных, так и мирских, о чем свидетельствует создание и развитие корпораций горожан, различных братств, новых нищенствующих орденов. Корпоративность также связана с возрастанием роли новых форм коллективной памяти; среди мирской аристократии она получает свое выражение в составлении генеалогий. Значение «родовой вертикали», корнями уходящей в глубокое прошлое, подчеркивалось уже не раз [110] См.: J. Wollasch. Les Obituaires, temoins de la vie clunisienne // Cahiers de Civilisation medievale, 86, avril-juin 1979, pp. 139–171. . Теперь к ней прибавляется время пребывания в Чистилище, способствующее активному поддержанию памяти об усопшем после его смерти.

Создание Чистилища явилось одним из первых свидетельств возросшей важности, придаваемой в последние века Средневековья индивидуальному суду. Время пребывания в Чистилище, которое Господь определяет каждому в момент его смерти, несомненно, является индивидуальным временем. Оно индивидуально, потому что, подобно земной жизни, оно для каждого свое. Оно индивидуально еще и потому, что во многом зависит от поступков индивида. Если после смерти срок пребывания в Чистилище зависит от заступничества, то до наступления смерти на продолжительность его влияют как заслуги, так и проступки, как добродетели, так и пороки, как раскаяние, так и рецидивы проступков, как хождение на исповедь, так и небрежение этой процедурой, а также покаяние, которое успел или, наоборот, не успел совершить будущий покойник. Таким образом, если в период раннего Средневековья человека определяли главным образом по его положению, полу, возрасту, роду занятий и сословию, то с наступлением новой эпохи он начинает осознаваться не только представителем определенной группы (социальной, возрастной, профессиональной и т. д.), но и как индивид, с присущими ему индивидуальными чертами.

Не случайно первый святой, которого показывают во время краткой прогулки по Чистилищу, — святой Бернар, а первый король Франции, кающийся в Чистилище, — Филипп Август. Типичный святой и типичный суверен, они являются современниками — или почти современниками — рождения Чистилища. Но еще они являются двумя индивидами, чьи личности мы, быть может, впервые можем разглядеть сквозь наслоения общих мест (topos) в жизнеописаниях святых и королей, пусть даже каждый из них все еще числится в своем типологическом ряду.

Время пребывания в Чистилище — это время, скроенное по индивидуальной мерке, продолжительность его зависит от соединенных усилий личности, индивида и сообщества, к которому он принадлежит. При определении времени пребывания в Чистилище упор делается на индивидуальную ответственность в момент смерти и на коллективную ответственность после смерти; такой подход объясняет изменение, произошедшее в восприятии смерти; впоследствии это изменение, изрядно преувеличив его значение, причислили к характерным чертам Ренессанса. Ренессанс считается эпохой формирования личности, но в отношении к смерти личность начинает формироваться уже при переходе от XII в. к XIII в. Средние века считаются эпохой коллектива, но коллективная ответственность за души Чистилища не прекращается, а напротив — по крайне мере в католической части христианского мира, — продолжает жить даже с наступлением времени, которое принято называть Новым, следовательно, Ренессанс остается явлением глубоко средневековым. Как для времени Чистилища, так и для всей западноевропейской истории, Ренессанс является всего лишь одним из периодов долгого Средневековья.

«Пример», exemplum, короткая история, случившаяся в недавнем прошлом и используемая как аргумент для убеждения, уходит корнями в греко-римскую Античность. Однако со временем это оружие судебных и политических ораторов древности превратилось в эффективный инструмент идеологического воздействия христианского моралиста [111] См. материалы круглого стола, проведенного в 1979 г. в Риме: Rhetorique et Histoire. L'exemplum et le modele de comportement dans le discours antique et medieval, MEFRM, t. XCII, 1980-1, pp. 7-179. . «Примеры» первых веков христианства отличаются от «примеров» XIII столетия и по природе своей, и по функции. Если первоначально в центре повествования находились образцовые персонажи, коим следовало подражать ( примером для подражания par excellence был Христос), то теперь их место заняли ситуация и поступок; «примеры» превратились в сюжетные рассказы, истории , воспринимать которые следует как единое целое , целостный предмет, инструмент назидания и/или воздействия [112] См.: Cl. Bremond, J.Le Goff, J.-Cl. Schmitt. L'«Exemplum», fasc. 40 de la Typologie des sources du Moyen Age occidental, publiee par L. Genicot et R. Bultot. Tournhout, 1982. .

Новый exemplum связан с новым типом проповеди, утверждавшейся в конце XII — в начале XIII в. и предназначавшейся для нового общества, сложившегося в результате крупных социальных перемен, произошедших на Западе между XI и XIII вв. Это общество характеризуется ростом городов, заменой системы «сословий» (ordres) на систему «состояний» (états), еретическим протестом мирян против ряда церковных постулатов и институтов, перепланировкой интеллектуального и ментального пространства (представлений о числе, пространстве, времени, о соотношении устного и письменного слова и т. д.). Exemplum XIII в., золотого века жанра «примера», — это «короткий рассказ, выдаваемый за правду (=случившееся на самом деле) и предназначенный для включения в речь (преимущественно в проповедь) с целью преподать слушателям душеспасительный урок» [113] Определения, данные интеллектуалами — учеными книжниками и знатоками Античности, свидетельствуют, скорее, о непрерывности традиции exempla, чем о ее разрыве. В Средние века были известны определения Цицерона: «Exemplum est quod rem аисtoritate aut casu alicuius hominis aut negotii confirmat aut infirmat» (Пример есть то, что подкрепляет или опровергает вещь на основании авторитета какого-либо человека или произошедшего в каком-либо деле случая) (De Inventione, I, 49), а также из приписываемой ему «Риторики к Гереннию» (IV, 49, 62): «Exemplum est alicuius facti aut dicti praeteriti cum certi auctoris nomine propositio» (Пример есть изложение некоего прошлого поступка или высказывания с указанием того, кто совершил это или сказал). В начале XIII в. Жан де Гарланд дал следующее определение exemplum: «Exemplum est dictum vel factum alicuius autentice persone dignum imitatione» (Пример есть достойные подражания высказывание или поступок какого-либо определенного лица) (Poetria… de arte prosaica, metrica et rithmica, ed. G. Mari. Romanische Forschungen, XIII, 1902, p. 888). .