Жак Ле Гофф - Средневековый мир воображаемого

Через «примеры» обретает голос доселе молчавшая история. Однако опасности подобного метода очевидны: реалии материальные можно принять за реалии воображаемого мира, уведя, таким образом, не предназначенный, чтобы свидетельствовать о данном типе реалий, текст-источник в сторону от его функции и смысла.

Тем не менее выдающиеся медиевисты возродили это направление, вернули нормативному источнику — идеологическому или вымышленному — его специфику, подвергнув анализу его сложные отношения с «объективной» социальной реальностью, продуктом и одновременно инструментом манипуляции которой он является [332] См., например: Е. Kohler. Ideal und Wirklichkeit in der hofischen Epik (lre ed., 1956; 2e ed. revisee 1970). Теоретическое обоснование см.: G. Duby. Histoire sociale et ideologie des societe // Faire l'histoire, t. I; J. Le Goff et P. Nora, edit. Paris 1974, pp. 147–168, примеры в: G. Duby. Le Dimanche de Bouvines. Paris, 1973; и его же, Трехчастная модель, или Представления средневекового общества о самом себе. М., 2000. .

Поворотные моменты в жизни общества предоставляют удобный случай для изучения отношений между двумя типами действительности: воображаемой и реальной. На Западе процесс рождения нового общества (между X и XIV вв.) дает возможность пристально рассмотреть эволюцию отношений между социально-экономическими реалиями, с одной стороны, и идеологическими и литературными схемами — с другой, оставляя в стороне поверхностную проблематику инфраструктуры, надстройки и теории отражения.

В поворотный момент этого процесса, приходящийся в христианском мире — с учетом региональных и национальных временных поправок — на период приблизительно с 1180 по 1240 г., изменяются два могущественнейших идеологических инструмента, которыми располагает Церковь, творец и проводник господствующей идеологии; инструменты эти — проповедь и таинства.

Проповедь быстро приспосабливается к новым веяниям, основным объектом ее внимания становятся прежде всего широкие массы, она пытается использовать исторический опыт, приспособиться к новым социопрофессиональным условиям, черпает материал из повседневной жизни [333] См.: J. Le Goff, J.-Cl. Schmitt. Au XIIIe siecle: une parole nouvelle // Histoire vecue du peuple chretien, t. I, sous la direction de J. Delumeau. Toulouse, 1979, pp. 257–279. .

Наряду с традиционным обращением к авторитетам (Библия и сочинения Отцов церкви), проповедник, пользуясь новой схоластической методикой, все больше и больше прибегает к рассуждениям , «примерам», забавным и поучительным анекдотам, которые он черпает в языческой литературе Античности (реже в Библии) и в устной традиции [334] Об exempla: J. Th. Welter. L'Exemplum dans la litterature religieuse et didactique du Moyen Age. Toulouse, 1927; R Schenda. Stand und Aufgaben der Exemplaforschung // Fabula, 10, 1969, pp. 69–85; H. Petri, R Cantel, R Ricard. Art. Exemplum // Dictionnaire de Spiritualite, t. IV/2, Paris, 1961, col. 1885–1902; Cl. Bremond, J. Le Goff, J.-Cl. Schmitt. L'«Exemplum», Typologie des sources du Moyen Age occidental, fasc. 40. Turnhout, Brepols, 1982. .

Таинства организуются в систему, состоящую из семи сакральных обрядовых действий [335] К трем главным теологам XII в., чьи концепции семи святых таинств оказали наибольшее влияние на теологическую мысль первой половины XIII в., относятся: Гуго Сен-Викторский, автор трактата De sacramentis (PL, 176, 173–618), Петр Ломбардский, автор Libri LV sententiarum (ed. Collegium S. Bonaventurae ad Claras Aquas, 2 vol., 1916), и Петр Певчий, автор Summa de sacramentis et animae consiliis (ed. J.A. Dugauquier, 5 vol., 1954–1967). ; внутри этой системы они претерпевают определенную эволюцию, изменяют свой иерархический порядок. Усиливается влияние церкви на институт брака, новое важное значение приобретает евхаристия, а на первый план выступает исповедь/покаяние. Исповедь отражает успехи одержавшей в XII в. победу морали намерения, совершается переход от практики публичного покаяния к индивидуальной исповеди «на ухо исповеднику». Институт исповеди становится более приближенным к жизни общества, к профессиональным интересам социальных групп; теперь он направлен на выявление грехов, присущих каждой социальной и профессиональной группе.

Канон 21 Omnis utriusque sexus IV Латеранского собора (1215) обязал каждого христианина раз в год ходить на исповедь, а также узаконил и повсеместно ввел в практику оценку кающимся своих поступков. «Руководства для исповедников», основанные на изощренном способе назначения покаяний, заменяют устаревшие пенитенциалии , согласно которым покаяния назначались по определенному тарифу [336] О руководствах для исповедников см.: С. Vogel. Les Penitentiels (Typologie des sources du Moyen Age occidental, fasc. 27). Tournhout, 1978; A. Teetaert. La Confession aux laiques dans l'Eglise latine depuis le VIIe jusqu'au XIVe siecle. Webern — Bruges — Paris, 1926; P. Michaud-Quantin, A propos des premieres Summae confessorum // Recherches de theologie ancienne et medievale, t. XXVI, 1959, pp. 264–306; J. Le Goff // Metier et profession d'apres les manuels de confesseurs du Moyen Age // Miscellanea Mediaevalia, vol. III: Beitrage zum Berufsbewu?tsein des mittelaterlichen Menschen. Berlin, 1964, pp. 44–60, переизд.: Pour un autre Moyen Age. Paris, 1977, pp. 162–180. .

Проповедники и исповедники пытаются установить контроль над новым обществом, в котором появляются города, деньги, счет, князья и их чиновники, где в корпорациях и братствах зарождается новая солидарность; в идеологических схемах религиозных обрядов, необходимых для обеспечения всеобщего спасения в новых условиях жизни, ментальности и чувствительности, также происходят изменения.

И, как следствие, осуществляется великая реформа в сфере классификаций [337] О значении и смысле классификаций см.: J. Goody. The Domestication of the savage mind. Cambridge, 1977; P. Bourdieu. La Distinction, critique sociale du jugement. Paris, 1979. . С одной стороны, сохраняется и даже становится более устойчивой «объективная» семеричная классификация грехов: семь смертных грехов [338] См.: M.W. Bloomfield. The Seven Deadly Sins. An introduction to the History of Religious concept with special reference to Medieval English Literature. East Lansing, 1952; S. Wenzel. The seven deadly sind: some problems of Research // Speculum, XLIII, 1968, pp. 1—22; M. Corti. Il viaggio gestuale. Le ideologie e le strutture semiotiche. Turin, 1978, pp. 248–249. ; изменяется только иерархический порядок их следования [339] L.K. Little. Pride goes before avarice-social change and the vices in latin Christendom // American Historical Review, LXXV, 1971. . С другой стороны, появляется классификация «социальная», классификация «мирских состояний», сословий (status). Деление, напоминающее игру, однако отнюдь не невинную и с далеко идущими последствиями, состоит в приведении в соответствие структуры грехов со структурой общества.

Примером такого деления может служить topos о бракосочетании девяти дочерей Дьявола с девятью социальными группами [340] Ж. Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. М., Прогресс, 1992, с. 246–247. . Или же topos о национальных пороках, согласно которому любому народу и любому языку присущи один-два характеризующих его порока [341] Chapitre VII, De statu parisiensis civitatis // Historia Occidentalis (ed. J.F. Hinnebusch. Fribourg, 1972). См.: Maria Corti. Ор. cit., pp. 248–249. ; об этом, в частности, в начале XIII в. пишет Жак де Витри в своей Historia Occidentalis.

Игра эта преследует двойную цель.

Речь идет прежде всего о соединении новой схемы со схемой прежней, чтобы вписать изменения в русло традиции, а также об использовании категориальной структуры для утверждения идеологического господства Церкви над обществом. Автор нашего «примера», известный служитель церкви Жак де Витри, использует семиступенчатую шкалу смертных грехов в социологическом контексте; он успешно осуществляет операцию пес plus ultra, привязав к одной-единственной форме активности определенной социальной группы, а именно к рыцарским турнирам, весь комплекс смертных грехов.