Петр Словцов - История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Петропавловский порт с востока окружен высокими горами, на которых произрастает лиственница, береза, боярышник и между ними — кусты диких роз. С гор бегут ключи чистой и прозрачной воды. На северо-западе расстилаются широкие долины, орошаемые Авачею и Паратункою. Ключи Паратунки не замерзают зимою. На них и других теплых ключах гостят и зимою лебеди, красивые селезни, крохали, гоголи и чирки, особенно так называемые савки, скромные певуньи. На восточной стороне полуострова есть даже живописные места, но не надобно разуметь под этими словами исполинских сопок, внушающих удивление и ужас [441]. Живописная картина представляется от ключей до Нижнекамчатска, во множестве островов по судоходной р. Камчатке, во множестве ея протоков, озерков, лугов, дерев и гор. Взглянете ли на воды, рунные рыбы кипят в них, в свои месяцы, а по озерам плавают и ныряют разноцветные утки. Взглянете ли на утесы, над ними парят орлы, разными перьями отличающиеся. Над вами летают без страха белые кречеты, соколы и ястребы. Чуткое ухо пугается по ночам филинов и сов. В лесах вы увидите куропаток, тетеревов, услышите кукушку, дрозда, Камчатка не пустыня: везде бьется пульс жизни, под землею и в атмосфере, при свете курящихся лампад.

В Нижнекамчатске, от которого до моря 35 верст, и от которого гористый отмёт поворачивается к главному хребту, атмосфера теплее, чем во многих сибирских городах той же широты (56°03′). Отклонение иглы замечено Берингом в Нижнекамчатске, а Куком — близ мыса Камчатского, восточное.

У первого в июле 1728 г. = 13°10′.

У другого в 1770 г. = 10°00′.

Западный берег полуострова низмен и бесплоден. Начиная с р. Быстрой растет на нем, по песчаной почве, один ивняк и ерник. Низменность продолжается до подошвы гор 100–120 верст. Земля, к северу, близ Пенжинского взморья, замечена промерзлою на фут, а глубже — талою на 1½ саж., еще глубже — заледеневшею, далее — жидкий ил, под илом камень. Широко или нет такое напластование, все показывает оно разновременную старобытность морского залива.

Лето по западному берегу, от тающих нагорных снегов, бывает туманно, дождливо и холодновато. Неделя ясная без дождя была бы там редкость. Равномерная ненастливость на Лопатке, между тем как тихая и приятная погода стоит в Большерецке. Вообще в местах не так близких к морю, продолжается ясная погода, так, напр., в Верхнекамчатске с апреля до половины июня. После долгоденствия идут дожди до конца августа. Проливных дождей и громов сильных не бывает по всей Камчатке. Град часто случается летом и осенью, с горошину величиною. Термометр в Большерецке, где от взморья потеплее, обыкновенно тогда стоит между +2,5° и +7,5° — в жары июльские +18°.

В Камчатке осень до половины сентября бывает приятна и светла, далее ж по большей части ненастлива. Реки становятся в начале ноября, и в ту же пору начинает падать снег при сильных ветрах. В декабре и январе мало тихих дней: более всего время проходит в сибирских пургах, или, иначе, — в снежной кутерьме с вьюгами. Снегу выпадает и наносится на Лопатке толщиною до двух саж., столько же около Верхнекамчатска, менее двумя третями — около рр. Авачи и Большой, не толще полутора футов — около Тигиля и Караги. Зима камчатская не слишком холодна. Ртуть опускается от -5° до -18°, в январе — от -15° до -20°, и раз в течение 4-х лет замечено -30°. В феврале и марте бывает приятная погода, как иногда в сентябре и октябре.

Северные ветры зимою и летом дают ясные и приятные дни. Восточные и юго-восточные — продолжительнее и всех жесточее.

Температура камчатских горячих ключей разностепенна и восходит от +30° до +75° — до такого жара, какого не слышно в ключах европейских. Все сии климатические наблюдения, как мало изменяющиеся в напряжении замеченных сил, могут считаться вековыми физическими истинами, тем более что и написаны Крашенинниковым за сто лет [442].

Местные болезни в Камчатке: угри, волдыри, чирьи, опухоли.

Из всего явствует, что линия, при которой оканчивается в Сибири земледелие яровое, проявляется по неложным усмотрениям при следующих точках: в Камчатке в ш. 57°; на северном берегу Охотского моря — не далее 59°30′; по Лене — до ш. 62°; по Енисею в волости Анцыферовой — почти при 60°; по Иртышу в селе Реполовском — в ш. 59°; на восточном предгорий Урала — еще ближе последней широты. Притом по целой линии не видно возвышающейся постепенности в нивяном плодоносии от востока к западу. Не видно также, чтобы с углублением материка в Полярный круг простиралось плодоносие, пропорционально продолжению матерой земли [443].

Не неприлично здесь сделать вопрос, увеличилась ли, и в какой степени увеличилась зажиточность земледельца в полосах средней и южной, во мзду полевых его трудов? Этому надлежало бы последовать, как кажется с первого взгляда. Земледелец имел, и имел с изобилием, даровую рыбу в реках и озерах, имел даровую птицу в водах и перелесках, любого зверя в лесу и на тундре, лошадей и скот, полгода даром кормящихся на лугах и пустынях; земли и лесу сколько ему угодно, а за все маетности и угодья в год платил с души подати и оброка 170 к. Сибирский крестьянин мог казаться помещиком. Но какие способы у него, чтобы пользоваться сказанными выгодами? Руки и время. Но такие ли руки, чтобы в пору обхватить все выгоды, разметанные на пространстве, всегда ли готовое время, чтобы в пору поспеть ко всему и везде? Следственно, наш крестьянин был полномочен в одном праве, но маломочен на деле.

Возьмите в пример [444]крестьянскую семью среднего состояния [7 душ], и вы убедитесь, что если она достаточно питалась, так, напротив, с трудом могла окупить свои обязанности и казначейству и волости (сколь ни легки они были) по очевидной причине, что хлеб, установитель всех ценностей в стране земледельческой, продавался за бесценок. Поэтому не было средств к преспеянию крестьянского состояния, разве только в тех семьях, где руки давали 5 или 6 сил человеческих. Но плодовитая семья Юшковых д. Овсянкиной — редкость.

Независимо от всех отрицаний, все племена, Сибирь населяющие, благодаря посильной производительности, питались из растительного царства хлебным зерном [445], отчасти огородным овощем, в нужде кырлыком, сараною, борщом, в крайности — корою древесною, не видя возможности прибегать к помощи южных соседей. Итак, если Сибирь при безыскусственном хлебопашестве пропитывала своих обывателей, и не знала, до постройки Походяшиным винокуренных заводов, куда употреблять излишние остатки ржи, нетрудно предвидеть, как плодоносно расцветут ея нивы, когда наука европейского полеводства, породнившись с смышленостию сибиряков [446], ознакомит их с полезными агрономическими открытиями. Может быть, со временем откроются в каждой сибирской губернии образцовые усадьбы сельского полеводства; может быть, со временем возобновится водоходство из Обской губы в Архангельскую губернию, для сбыта сибирского хлеба. Природа так верна в циклах великого своего хозяйства, что бывалое опять сбудется в свое время.