Петр Словцов - История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Так протекло мимо Камчатки с лишком 50 шумных лет! Как будто в это время не было там ни землетрясений, ни мора от оспы. Промышленность, то увлекаемая большими прибылями, то озабочиваемая уронами, заглушала домашнюю скорбь страны. Сами камчадалы и коряки, среди которых свирепствовала оспа, осиротев в семействах или обессилев в способах продовольствия, бросались к промышленникам на суда, где труд и довольство, отвага и надежда не давали места отчаянию. Глядя на камчатские порты того времени, нельзя не прельщаться кипевшею деятельностию столкнувшихся там соотечественников, которые, не уважая ни явных опасностей, ни испытываемых крушений, без страха и науки носились по безднам морским и, возвращаясь с богатыми грузами, в преданности повергали к стопам благополучной монархии добычи драгоценнейшие. Екатерина любовалась, конечно, не приношениями, но доблестью духа русского, смышленостию простодушных подданных. Она в 1767 г. желала видеть лично кого-нибудь из среды двигателей промышленности и видела устюжского купца Шилова. Любопытная обладательница Севера расспрашивала о способах промышленности, об открытиях, об островитянах и жаловала его, как жаловала и прежде и после достойнейших предпринимателей, медалями в петлицу на голубой ленте. Эти медали, сохраняясь в семействах за святыню, продолжают царствование Екатерины в сокровенностях потомства.

Но спрашивают: от этой морской промышленности сделался ли богаче, счастливее северо-восток Сибири? Исчислено ли Берхом, прилежным счетчиком промыслов и ценностей промысловых, исчислено ли, сколько погибло людей при крушениях судов, сколько умерщвлено раздельных артелей алеутами на дальних промыслах, сколько перестреляно самих алеутов и сколько пало наших при открытых сшибках? Не трудно отвечать на первое, что обогащения промысловые принадлежат капиталам и предпринимателям, как собственным двигателям, а не местам или гаваням; что Камчатка была не целью, а первою, так сказать, верстою морских путей к промышленности; следственно, увенчание трудов, как и потеря их, относятся к своим началам. На второе, что если при производствах на суше люди лишаются жизни, разумно ли винить кого-либо, когда в предприятиях морских выпадают траты людей, добровольно пустившихся на путь отважных трудов? Нужно ли считать жертвы там, где справедливее измерять важность событий? Взвесьте открытия географические, взвесьте приобретения островов, полуостровов и берегов Америки! У Басова и его последователей до Шелехова стояли на первом плане бобры, но посмотрите, что у правительства стоит на плане первенствующем? Стяжание Берингова моря с поморьями, стяжание в математическом, гидрографическом и политическом отношении. Нет державы, которая могла бы оспоривать наше право открытия островов Курильских, Алеутских и берега американского, с ш. 66° до ш. 54°, потому что на землю этого пространства прежде всякого европейца вступили: Гвоздев, Беринг и Чириков.

Не повторяя здесь о промыслах курильских, мы не знаем, что сказать об островах: Медвежьем, Феклистовом и 3-х Шантарских, которым собеседуют еще 2 островка. Мы знаем, что на некоторых из них есть леса, звери немалоценные, в водах есть рыба, тюлени, киты; знаем, что есть там заливы и Лебяжья губа, способная для отстоя судов, и что наши прибережные жители производят на островах сухопутно-звериную ловлю. Сим обозрением и оканчивается статья морской промышленности, пока капитан Станюкович, спутник искусного капитана Литке, не издаст своего осмотра островов Шантарских.

Вот как далеко, за пределы своего времени, увлеклись мы желанием высказать историю морской промышленности!

С чукчами — с племенем воинственным, свободолюбивым и не терпящим обмана в променах, мы вели сухопутно-пограничный торг, в известное время года, на реч. Ангарке, справа падающей в Большой Анюй [456]. Ярмарки всегда происходили в присутствии комиссара, обеспечивающего русских торгашей пушкою, воинскими запасами и приличным числом казаков — таких же торгашей. Чукчи привозили оленью одежду, моржовые зубы, китовые усы, росомах, разноцветных лисиц и куниц, получаемых с берега американского; они выменивали у нас табак, топоры, пилы, ножи, копья, корольки и т. п. вещи. Замечено, что чукчи, если видели в комиссаре человека беспристрастного, съезжались в следующем году на ярмарку в большем числе. Человека два из комиссаров бывали их любимцами. Честность бросается в глаза этим дикарям. Если бы с первого нашего знакомства с чукчами ряд комиссаров постоянно преемствовал в честности, как и в должности, вероятно, добрая соседняя свычка могла бы давно привлечь непокорное племя в подданство русское.

Торг Даурский, трактатом 1728 г. установленный в Цурухайтуе на р. Аргуни, бывает единовременно в июле, т. е. в такое время, когда команды из Науна и Мергена прикочевывают к Аргуни для осмотра границы и привозят с собою на обмен ткани бумажные и шелковые, кирпичный чай и прочие потребности. С нашей стороны, по недостатку местных посадских, приезжают туда некоторые из купцов города Нерчинска и заводские торгаши. В первые три десятилетия ярмарка Цурухайтуйская представляла немалые выгоды, но впоследствии привозные статьи оскудели и в качестве понизились. Чему приписывать падение Даурского торга? Взаимной ли скудости обоюдных соседей или обдуманной холодности маньчжу-китайского правления, исстари не любящего растворять разные ворота в свое государство [457], тому горделивому эгоизму, что поднебесное государство, независимо от соседей, изобилует всеми дарами жизни.

Две торговые слободы: Кяхта и Маймачины, населяемые купцами и прикащиками обеих империй, суть единственные двигатели российско-китайской торговли. После последнего казенного каравана, в 1755 г. в Пекине снаряженного, эта торговля упала на руки купечества, чему и надлежало последовать.

Кяхтинский меновный торг производится на основании упомянутого трактата, при котором уложена мнимопостоянная такса одним китайским товарам, напр., месту чая байхового 60 р., месту цветочного — вдвое, тюню китайки — 15 и так далее, а в цене российских товаров предоставлено обеим сторонам торговаться по-купечески. Нечего говорить о странности вечной нормы для китайских товаров, когда она, как шутка, опровергается свободным оцениванием наших статей. Может быть, стоило бы сказать, чей торг в то время шел выгоднее: русский или китайский? Разумеется, китайский: потому что сл. Маймачинская, состоя из нескольких торговых товариществ, между собою условившихся, успевала понижать наши цены, не поддерживаемые равномерным соглашением. Наши купцы, тогда маломочные, пользуясь дешевизною кормов и продовольствия, лично и порознь привозили свои товары в Кяхту, во всякое время, и без совещания променивали китайцам, по соображению цен своей покупки с гадательною ценою продажи вымениваемого товара. Этим торгом снискивался только хлеб насущный. С такою ж безрасчетностию с нашей стороны шел и валовый торг, тогда производившийся с сентября до марта.