Леонтий Ланник - Русский фронт, 1914 – 1917 годы

Германия прошла примерно те же стадии и являла те же симптомы, но как минимум на 2–2.5 года позже, когда стал несомненен крах последней ставки — на генеральное наступление на Западе. Австро-Венгрия же могла лишь констатировать, что немедленная катастрофа откладывается, однако война на три фронта не сулила ничего хорошего. Разделявшаяся на австрийскую, венгерскую и общеимперскую часть армия двуединой монархии теперь превратилась в арену постоянного недовольства и скрытого злорадства. 93Венгры были возмущены недостаточно упорной, по их мнению, обороной австрийцев в Карпатах, в то время как сами они показали себя в боях за подступы к родине весьма достойно. Австрийцы, в свою очередь, были раздражены тем, с какой неохотой венгерские части отправляются на Итальянский фронт, который был для южных немцев с национальной точки зрения, да и по исторической традиции, приоритетным. Конечно, такие проблемы были и в армии Германской империи, где относительно Востока имелись собственные амбиции, например, у саксонцев, а баварцы, напротив, были почти открыто недовольны отправкой на Русский фронт, 94не суливший им, в отличие от Запада, никаких территориальных приобретений, но ни в какое сравнение с разногласиями внутри австро-венгерского офицерства, казавшегося до войны столь сплоченным в своей верности императору и королю, 95это не шло.

Реалии войны на Восточном фронте, ее маневренный характер вплоть до октября 1915 г. обусловили эволюцию образа противника. В российской армии окончательно убедились в том, что действия против германских войск не имеют перспектив без существенного превосходства в силах, а главное — без должного уровня технического оснащения. На моральный кризис рассчитывать не приходилось, что заставляло и генералитет все чаще склоняться к мысли о концентрации в будущем усилий только против «слабого звена», то есть против Австро-Венгрии. Неоднократные победы над армией двуединой монархии постепенно заставили забыть о том, что они дались не так просто. Безальтернативность побед над австро-венгерской армией постоянно толкала к тому, чтобы считать их неизбежными. С другой стороны, и Австро-Венгрия с течением войны все более ощущала, сколь судьбоносным и роковым станет для нее союз с Германской империей. 96

К началу третьей кампании военные Центральных держав должны были задуматься о перспективах и целях мировой войны не только для своих стран, но в силу обстоятельств и для России. Глубокое вторжение внутрь ее территории состоялось лишь к северу от Полесья, однако оно так и не стало основанием для сепаратного мира, что ставило вопрос о целесообразности дальнейшего натиска. Призрак судьбы наполеоновской армии поначалу не страшил германских генштабистов, которые уповали на плоды технического прогресса за прошедшее столетие, казалось бы, снявшие столь роковую для Великой армии проблему коммуникаций и снабжения. 97Этот оптимизм не поколебали даже сведения о явно недостаточном развитии железнодорожной сети в России, которая оставалась несравнимой с немецкой даже при тех темпах железнодорожного строительства, которые были набраны за счет французских кредитов и требований. Реальность российских просторов, уровень и состояние инфраструктуры, 98однако, опрокинули все расчеты, а безусловного господства на театре военных действий не удавалось добиться достаточно долго. 99Уже в первый год войны германское командование вынуждено было неоднократно убедиться в том, что рассказы о технической отсталости и трусости русских войск сильно преувеличены, 100хотя в пропагандистских целях эти стереотипы продолжали поддерживаться: например, после налетов не имевших тогда аналогов русских тяжелых бомбардировщиков «Илья Муромец» немцы, вопреки очевидному, продолжали утверждать, что у русских просто не может быть аэропланов с такими техническими характеристиками. Военные перипетии заставляли менять свои взгляды даже тех, кто стремился не допустить разрушения довоенных иллюзий. По иронии судьбы, именно автор популярного труда о перспективах Германии в будущей войне Ф. Бернгарди во главе срочно переброшенных германских резервов спасал Австро-Венгрию от немедленного краха во время первых недель Брусиловского прорыва 1916 г. и смог ощутить, к чему приводят недооценка противника или надежды на «германский дух», не подкрепленные, даже при великолепной тактической подготовке командного состава, достаточными военными силами. 101Австро-венгерским офицерам казалось вполне достаточным даже достигнутое позиционное противостояние подальше от критически важного для обороны карпатского рубежа, а после их поражения на Волыни осенью 1915 г. иллюзий относительно способности наступать без германской поддержки они более не строили, а потому сосредоточились на возведении «неприступных» позиций.

Война, с одной стороны, резко прервав контакты между военными элитами Германии и России, а также в меньшей степени и Австро-Венгрии, которые пошли на это в силу обстоятельств и зачастую добровольно и решительно, с другой стороны, открыла новую, невозможную в мирное время страницу в изучении друг друга. Окопы, маневры, пропаганда Первой мировой стали проверкой устоявшихся мнений, экспериментальной стадией не только для военных доктрин, но и для конструирования образов противника. Офицеры германской разведки получили во время войны огромные полномочия, возглавив пропагандистскую машину, следствием чего было то, что безыскусная германская агитация являлась действенной, в первую очередь, против русской армии. 102

Казалось бы, с началом войны твердое убеждение Мольтке-младшего, что будущая мировая война будет «означать в первую очередь борьбу между германством и славянством», оправдалось, однако быстро выяснилось, что за этим не стоит целостного образа и концепции противостояния. В среде германского командования опасались даже нехватки мотивации у солдат в сражениях с русской армией, 103поэтому первоначально, как и было предусмотрено развертыванием, против России сражались только саксонцы и пруссаки, а баварские и вообще южногерманские части стали массово перебрасываться только в весеннее-летнюю кампанию 1915 г., когда стало не до учета подобных нюансов. 104

Неприятное впечатление произвела на немецкое командование русская часть Польши, особенно приграничная, 105которая своей неухоженностью и бедностью населения сильно контрастировала с активно колонизируемой пруссаками Познанью и промышленно развитой Силезией. 106Гинденбург, как и многие его коллеги, жаловался на грязь и убогость обстановки, патетически сочувствуя местному населению, так обделенному русскими властями, тем не менее и к полякам он относился с нескрываемой традиционной прусской снисходительностью. 107Пренебрежение к полякам только усилилось, что сразу же проявилось в их дискриминации. 108В дальнейшем серьезные успехи германских войск в 1915 г. 109и большое продвижение немцев на Востоке, казалось бы, должны были заново обогатить и обновить образ России в сознании германских военных, однако этого не произошло. Резюмируя тщетность попыток стимулировать политическое развитие населения окраин России, некий германский офицер заявлял, что важен «…вопрос мыла. Только когда население приучится мыться, можно говорить о политических мероприятиях». 110Солдат Центральных держав постоянно забавляли и пугали одновременно всевозможными заболеваниями, которыми они могут заразиться от немытых жителей Востока, причем в распространении вшей оказывались виноваты все, кто угодно, кроме немцев. Подчеркивая свою «цивилизационную миссию», а также подавая личный пример, германское командование весьма методично и в конечном счете успешно занималось профилактикой эпидемий, а также добилось высокого уровня санитарной дисциплины в войсках. Русское и даже австро-венгерское командование также было озабочено этой проблемой, но тратило на ее решение куда меньше сил. У врачей хватало и более злободневных проблем, чем бытовая антисанитария, хотя дизентерии побаивались во всех армиях.