Никита Ломагин - В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб, НКВД и письмах ленинградцев

Анализ материалов допросов военнопленных и перебежчиков показывает, что они нередко брались за основу оценки настроений в Красной Армии и гражданского населения. Сравнение первичных материалов (допросов, писем красноармейцев, трофейных документов и т.д.) и сводок немецкой разведки о положении вокруг Ленинграда в редких случаях позволяет установить основной источник, использовавшийся составителем. Как правило, выводы и обобщения делались на основании не одного десятка допросов военнопленных, трофейных документов, данных агентурной разведки.

Иногда тот или иной первичный материал цитируется по прошествии некоторого временного интервала, подчас в виде основания для суждений о динамике настроений. Например, проделавший 27 ноября 1941 г. почти 30-километровый путь из южной части Ленинграда в расположение передовых частей 121-й дивизии вермахта, дислоцированной в Антропшино, 30-летний шофер пожарной машины из Ленинграда показал, что «в доверительных разговорах люди цеплялись за надежду, что, может быть, немцы могут принести избавление. Малейший толчок извне приведет к немедленному краху. Если же всеми ожидаемого с нетерпением наступления в скором времени предпринято не будет, город ждет неминуемая гибель». [69]По свидетельству этого же перебежчика, женщины на улицах со злостью обращались к военнослужащим с требованием прекратить, наконец, сопротивление и оставить город немцам. [70]Несмотря на это, по словам немецкого информатора, никаких надежд на выступление против власти не было — общая деморализация и страх за близких были так велики, что никто и не помышлял об организованной борьбе с режимом. Человеческая жизнь, по словам перебежчика, не стоила ничего. В городе установилась «власть нагана — расстреливают по малейшему поводу». Он также сообщил, что отчаявшиеся люди печатали и распространяли листовки с призывом прекратить сопротивление и открыть город. Все, кто имел какое-либо отношение к изготовлению и распространению этих листовок, безжалостно уничтожались.

Хотя ни в одном из проанализированных нами сводных документов, относящихся к концу ноября — началу декабря 1941 г. скрытого цитирования этого протокола допроса нам обнаружить не удалось, 2 января 1942 г. СД сообщала о растущем разочаровании горожан в пассивности немецкой армии. В сводке №150 о положении в СССР отмечалось, что «надежды населения на скорое наступление немцев, которое приведет к концу обстрелов и голода, упали: «похоже, немцам совсем не нужен Ленинград». 18 февраля 1942 г. СД обращала внимание на то, что в городе нарастало озлобление против немцев в связи с тем, что «они не входят в город». Через месяц, 16 марта, описывая отношение гражданского населения к немецким войскам, служба безопасности подчеркивала, что оно характеризовалось растущей злобой к вермахту: «Они сидят сытые в своих теплых бункерах, а мы тут дохнем с голода». По мнению составителей сводки, «люди втайне надеялись на скорый захват города немцами и были подавлены из-за долгих ожиданий этого. От своего правительства они более не ждут улучшения положения, а все надежды связывают только с немцами». Показания перебежчика от 27 ноября 1941 г. подтвердили переданную в Берлин тремя днями раннее информацию о том, что женщины высказывали свое недовольство красноармейцам в связи с тем, что они продолжали оказывать сопротивление немецкой армии. [71]

Говоря о материалах допросов военнопленных следует учитывать, что часть красноармейцев и перебежчиков из числа гражданского населения вполне могла «сгущать краски» при даче показаний, стремясь таким образом объяснить мотивы измены «безвыходностью» положения защитников и населения Ленинграда.

Обладание куда большим по сравнению СД массивом источников позволило военной разведке лучше ориентироваться в ситуации как на фронте, так и в самом Ленинграде. Не случайно, что качество информации по ряду вопросов, подготовленной немецкой военной разведкой, было на порядок выше, чем в СД. Однако с наступлением позиционной войны под Ленинградом количество советских трофейных документов заметно сократилось, и военная разведка утратила одно из своих преимуществ.

Сводки немецких спецслужб различаются по количеству и качеству информации, а также по оперативности. Материалы СД дают информацию не только о Ленинграде, но и о борьбе с партизанами, советской разведкой. Они показывают характер и содержание отношений СД и вермахта. Некоторые документы обобщающего характера о Ленинграде имели своей целью уточнение общей стратегии продолжения войны и более глубокое изучение противника. Кроме того, заключения СД о ситуации в Ленинграде, сделанные в октябре 1942 г., легли в основу обращения Гиммлера к высшему командному составу вермахта относительно «бесчеловечности Советов» с целью оправдания избранных нацистами методов ведения войны на восточном фронте. В документе, озаглавленном «Die Sowjetischen Massnahmen zur erfolgreichen Verteidigung Leningrads» (Мероприятия Советов по успешной обороне Ленинграда), говорилось: «Пусть все увидят, с каким жестоким, хладнокровным противником нам приходится иметь дело. В отношении его не может быть и речи о заключении договора или жалости, нужна только суровость и еще большая твердость». Гиммлер заявил, что советская власть, руководствуясь соображениями военно-стратегического порядка, обрекла население Ленинграда на голодную смерть. Для немецкого руководства оборона Ленинграда оказалась еще одним подтверждением «верности» теории нацизма, «призванного решить проблему аваров, монголов, татар и турок». [72]

Центральный аппарат СД определял основные направления деятельности своих подразделений на оккупированной территории СССР. Инструктивные письма о составлении сводок показывают спектр интересов немецкой полиции безопасности на всем протяжении войны и, естественно, тематическую заданность материалов, составлявшихся айнзатцгруппами. Однако никакого цензурирования составленных сотрудниками СД документов не проводилось — продвигаясь «снизу вверх», они лишь «обрастали» новыми примерами и обобщениями и с визой начальника той или иной айнзатцгруппы поступали в Главное Управление имперской безопасности.

Первые сообщения о положении в Ленинграде попали в сводки на имя начальника немецкой службы безопасности только в середине октября 1941 г., т.е. значительно позже того момента, когда возникли объективные условия для развития недовольства властью в широких слоях населения Ленинграда. Следует отметить, что еще 9 августа 1941 г. четыре советских офицера-перебежчика из 16-й дивизии сообщили немцам, что им необходимо предпринять постараться поднять рабочих Ленинграда на восстание. К первой декаде октября 1941 г. относилась инструкция о подготовке агентов для разведывательной работы в Ленинграде. В ней, в частности, указывалось на необходимость соблюдения ряда требований «при внедрении агентов в Петербург». [73]