Сергей Аверинцев - История Византии. Том II

Но только ли церковные сокровища присваивали иконоборцы? Не проводили ли они также конфискацию и, более того, секуляризацию церковных и монастырских земель? Разумеется, в качестве карательной меры проводилось закрытие мятежных монастырей с конфискацией земель, что в конечном счете было выгодно провинциальной знати. Однако нет никаких оснований говорить о секуляризации церковно-монастырского землевладения. Церковь вовсе не лишилась своих поместий; наоборот, полемисты-иконопочитатели обличают иконоборческих епископов в стяжательстве, в том, что те имеют обширные имения и все внимание обращают на ведение хозяйства в своих поместьях. К тому же не следует преувеличивать размеры монастырских хозяйств, конфискация которых была бы соблазнительной для императорской власти: значительная часть монастырей в Малой Азии и на Балканах лежала после опустошительных набегов VII — начала VIII в. в развалинах. Проблемой того времени была скорее незаселенность земли, нежели ее нехватка: государство не знало, что делать с обширными невозделанными пространствами.

На первых порах иконоборческая политика императоров встретила поддержку различных слоев населения, и, за исключением отдельных эксцессов, изъятие церковных ценностей не вызывало особого сопротивления. Единственной социальной группировкой, всерьез заинтересованной в сохранении церковных имуществ, была городская знать, для которой золото священной утвари составляло своего рода резервный фонд, плод тезаврации городских богатств, — но именно городская знать оказалась всего более ослабленной в результате социально-экономических сдвигов VII в. Теперь иконоборчество наносило ей новый удар.

Сразу же после эдикта Льва III в Константинополе начались казни и преследования знатных лиц, недовольных иконоборческой политикой. Однако наиболее энергичное сопротивление император встретил не в столице, а на окраинах Византии и за пределами страны. Центром пропаганды иконопочитателей стал Дамаск. Арабский халифат, ведя непрерывную борьбу против империи, охотно поддерживал любые выступления, которые могли бы внести разброд в умы византийцев. Главой иконопочитателей являлся даровитый Иоанн Дамаскин-Мансур, один из христианских чиновников халифа, впоследствии монах в сирийском монастыре. Он резко критиковал деятельность Льва III и теоретически оправдывал иконопочитание.

Недовольство охватило также Элладу и острова Эгейского моря. Население этих областей, поддержанное флотом, подняло восстание и провозгласило императором некоего Косьму. Флот двинулся к Константинополю, но был уничтожен 18 апреля 727 г. греческим огнем. Командир флота восставших Агаллиан бросился в море, а узурпатор Косьма был казнен.

Третьим центром протеста против иконоборческой реформы стала Италия. Римский папа вступил в полемику с императором по поводу иконопочитания, а в ноябре 731 г. в Риме созван был поместный собор, который осудил иконоборческую политику, не упоминая, впрочем, имени императора. Иконоборчество императора стало предлогом для восстания в Италии. Византийские войска были разбиты или перешли на сторону папы, города (в том числе Венеция) отложились. Только на юге — в Сицилии, Апулии и Калабрии — удалось удержать власть Византии.

В качестве репрессии против папы был издан эдикт Льва III о переходе под юрисдикцию константинопольского патриарха Сицилии и Калабрии, а также тех областей Балканского полуострова, которые до того времени находились под духовной властью римской курии: Эпира, Иллирии, Македонии, Фессалии, Дакии [106] CM. M. V. Anastоs. The Transfer of Illyricum, Calabria and Sicily to the Jurisdiction of the Patriarchate of Constantinople in 732/33.— «Studi bizantini», 9, 1957. В. Грюмель (V. Grumel. L'annexion de I'lllyricum oriental, de la Sicilo et de la Calabre au patriarcat de Constantinople. — «Recherches de science religieuse», 40, 1952, p. 191 sq.) относил это событие к более позднему времени — к правлению Константина V. . Те льготы, которыми пользовались папские владения в Сицилии и Южной Италии, были теперь аннулированы, а доходы от них перешли византийской казне. Так же как и в Византийской империи, население Сицилии и Калабрии подверглось переписи и было обложено подушной податью.

Только страх перед лангобардским завоеванием временно удерживал Равенну и Рим от полного отпадения от Константинополя. Но когда в середине VIII в. папа сумел найти нового покровителя в лице франкского короля, отпадение от Византии было осуществлено полностью. Таким образом, иконоборческая политика ускорила создание союза папы и франкского короля.

Борясь против поклонения иконам, иконоборцы выдвинули положение о том, что иконопочитание есть извращение христианства [107] G. В. Ladner. The Concept of the Image in the Greek Fathers and the Byzantine Iconoclastic Controversy. — DOP, 7, 1953; cp. M. V. Anastоs. The Ethical Theory of Images Formulated by the Iconoclasts in 754 and 815. — DОР, 8, 1954. . Иконопочитатели это отвергали, ссылаясь на традицию, на легенды о существовании нерукотворных образов Христа. В действительности, первоначальное христианство не знало поклонения иконам. Культ икон распространился с III–IV вв. и к VI в. достиг большой популярности. В конце VII в. на Трулльском соборе принимаются меры к созданию единого типа икон, выносится запрещение символических изображений в церквах. И все же до VIII в. в церкви не было определенного, канонического суждения относительно икон.

В чем же сущность догматического спора об иконах, который так взволновал византийское общество? Первым обвинением в адрес иконопочитателей было то, что они поклоняются идолам. На это иконопочитатели отвечали, что они, почитая изображение бога, поклоняются самому богу.

Далее иконоборцы в борьбе против культа икон перешли к доводам из христологических споров. Что изображают иконы? Если само божество, то это противоречит Священному писанию, ибо бог — дух, неописуемый и непознаваемый. Следовательно, икона вовсе не изображение божества, а только идол. Если же икона изображает Христа как бога и человека в едином образе, то это монофиситство, объединяющее два естества Христа в единое. Если же икона представляет воплотившегося Христа в его человеческом естестве, то это ересь несторианская, полностью отделяющая человека Христа от божественного Логоса. Поэтому всякое изображение божества есть ересь и святотатство.

Иоанн Дамаскин отражал эти обвинения, используя положения платоновской философии. Все в мире является образами (по-гречески ειχων — образ, изображение). Человек — образ и подобие бога, любая вещь — образ идеи. Между образом и прототипом, между материей и духом имеется связь. Коль скоро иконоборцы полностью отвергают связь материи с духом, то они — манихеи, отвергающие какую бы то ни было причастность материи к божеству.

Иконоборцы считали, что икона и прототип должны иметь единую сущность. На это иконопочитатели отвечали, что в иконах имеется внутреннее единство с прототипом: так, приводили они пример, изображение царя есть в то же время выражение идеи царской власти. Можно сказать, что изображение царя и царь обладают внутренним единством. Икона есть поэтому материализация исконной реальности — божества, материальное отображение сверхчувственного мира.