Дмитрий Володихин - Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках

Известный российский историк Р.Г. Скрынников отмечает, что «овладение Полоцком было моментом высшего успеха России в Ливонской войне, а затем начался спад, ознаменовавшийся военными неудачами и бесплодными переговорами». [552]Это не совсем верно, поскольку в середине 1570-х гг. московским войскам удалось вновь одержать в Ливонии ряд внушительных побед. Но достигнуть столь же блестящего успеха, как под Полоцком, Московскому государству не суждено было еще почти столетие. Более того, Полоцк стал предельным рубежом процесса расширения русских границ, почти непрерывного со времен Ивана III; пиком всех военных достижений России в XVI в. Не менее важным оказалось овладение Полоцком и с точки зрения официальной идеологии: возвращение «вотчины», права на которую были заявлены еще при деде Ивана IV, [553]акт «восстановления православия» и укрепление международного авторитета Московского государства. Весть о полоцком взятии облетела всю Россию: из-под Полоцка были отправлены гонцами к митрополиту Макарию, царице Марии, царевичам Ивану и Федору, брату Ивана IV Юрию Васильевичу и жене Андрея Старицкого Ефросинии князь М.Т. Черкасский и Ф.А. Басманов. К Новгородскому архиепископу Пимену, наместнику князю Ф. Куракину, дьякам и купцам, в Юрьев и Псков поехал М.А. Безнин, которому дополнительно велено было передать приказ о посылке гонцов с известием о победе в Феллин, Раковор, Ругодив и «во все немецкие городы». Царь указал «пети молебны з звоном, и по монастырем и по церквей звонити». [554]Сообщения о взятии Полоцка вошли во множество летописей, в том числе и краткие летописцы. [555]

Казалось бы, остановись государь Московский на этом, закрепи он полученное за собою, не предаваясь мечтам о большем, и не было бы позора Улы и Великих Лук… Но, быть может, виновата в продолжении бесконечной войны не столько мания величия Ивана IV, сколько социальная структура старомосковского общества. Основную боевую силу московской армии составляли мелкие и средние служилые землевладельцы. Их земельный оклад, как правило, отнюдь не реализовывался в действительных дачах, [556]а постоянная военная служба оставляла очень немного времени для занятий хозяйством. В результате война становилась если не основным, то очень серьезным источником дохода, источником, насущно необходимым. Парадоксально, однако средний служилый класс в России был заинтересован в ведении постоянных войн, что в значительной степени совпадало с устремлениями центральной власти. Громадная полуиррегулярная военная машина кормила себя войной и постоянно усиливалась, дабы побеждать в войнах. Постоянное усиление требовало потока средств, добываемых… опять-таки в войнах, которые уже при Василии III превратились из оборонительных в наступательные. До 1563 г., до взятия Полоцка, эскалация военных усилий была возможна при напряжении всех сил страны, так как компенсировалась военными успехами. Но первые признаки серьезного неблагополучия на театре военных действий в Ливонии и Белоруссии — Невель (1562 г.), Ула (1564 г.) — заставили ввести чрезвычайную организацию военного времени — опричнину (1565 г.). Опричнина призвана была превратить Московское государство в единый военный лагерь, а от «напряжения всех сил» перейти к временному сверхнапряжению. [557]И автор этих строк склонен считать, что внешнеполитический, военный фактор сыграл не менее, а возможно и более серьезную роль в переходе социально-политической организации Московского государства к тому причудливому эксперименту, каким являлась опричнина, нежели вся совокупность внутренних факторов. Но в результате «сверхнапряжение» обернулось перенапряжением материальных и человеческих ресурсов России, вызвало острый социальный и экономический кризис, усугубленный страшными поражениями 1571 и 1579–1580 гг. Иными словами, и для русской истории период, последовавший как раз после взятия Полоцка, — переломный, и полоцкие события можно безоговорочно признать его нижним временным пределом.

С древнейших времен Полоцк и Полоцкая земля развивались совершенно обособленно и были своего рода особой зоной в Древней Руси. Борьба Литвы и Руси за обладание Полотчиной более полутысячелетия являлась доминантой в социально-политической истории этой земли.

Первый период, с которого начинается литовско-русское противоборство в этом регионе (в хронологических рамках данной работы), относится к концу XII — первой четверти ХIII вв. В это время литовцы впервые появились в поле зрения русских князей и стали совершать набеги на Полоцкое княжество и другие русские земли. Полоцкие князья обращались за помощью к соседним княжествам, в основном — к Смоленскому и Владимиро-Суздальскому. Заметное усиление великокняжеской власти в Полоцке наблюдается в период княжения Владимира Володаревича. В начале ХII столетия, а именно в 1202 г., полоцкий князь титулуется как «великий».

С 1217 по 1289 г. в Полоцкой земле наблюдается некоторое ослабление великокняжеской власти. Одновременно с этим происходит усиление интенсивности литовских набегов. В то же время, на Полотчину пытается распространить свое влияние Владимиро-Суздальское княжество. В 1239 г. среди полоцких князей последний раз упоминается представитель Витебской линии Васильковичей, Брячислав. Обычно в историографии (В.Е. Данилевич, Л.В. Алексеев) начало «литовского периода» связывалось с 1239 г., следовательно, именно до этой даты доводилась «русская» история Полоцка. Однако подобный подход представляется в корне неверным, поскольку данный вывод основывается только на литовском происхождении полоцкого князя Товтивилла. Следует отметить, что Товтивилл, несмотря на свое «литовское происхождение», выступал в интересах независимости и территориальной целостности Полоцкого княжества. Именно он являлся главным «оппозиционером» литовскому князю Миндовгу. Полоцкий князь управлял своей землей совершенно самостоятельно и независимо от великого князя Литовского. Необходимо подчеркнуть, что в период образования Литовско-Русского государства в 40–50-е гг. ХIII в. Полоцк и другие города этого княжества начинают брать к себе чужих князей, в том числе и литовских, которые в свою очередь являлись оппозиционерами на своих территориях. Подобные шаги предпринимались с целью укрепления великокняжеской власти. Товтивилл своей деятельностью сумел нейтрализовать как Миндовга, так и Даниила Романовича в их попытках распространить на Полоцк свое влияние. После гибели Товтивилла наступает временный период смут, связанный не с упадком княжеской власти, как отмечалось в историографии (В.Е. Данилевич), а с борьбой новых и старых линий Полоцкого княжеского дома за Полоцкий стол. В конечном итоге в Полоцке утверждается представитель местной линии Изяславичей Константин, который одновременно удерживал и Витебск. (Минск в то время уже не существовал в качестве удела, друцкие же князья находились под влиянием галицко-волынских князей.) После смерти Константина псковский князь Довмонт пытался захватить Полоцк. Однако, находясь определенное время под властью псковского князя, Полоцк пользовался широкими правами самостоятельного государства.