Вячеслав Красиков - Победы, которых не было

Вместе с тем к началу XX столетия в российской науке параллельно с «ура-патриотическим» сформировалось и иное течение, представители которого были свободны от традиционных национальных комплексов и табу по отношению к прошлому собственной страны. Они отвергали двойной подход (к бывшему неприятелю «со всей строгостью», а к своим войскам «с пониманием объективных трудностей»), предпочитая называть вещи своими именами. И оценивали события по жесткой шкале не только реально совершенного, но и с точки зрения имевшихся, однако не реализованных перспектив. Одним из лидеров этого нового направления в историографии являлся М. П. Покровский. Он, в частности, писал:

«…результаты Бородинского боя были несравненно ниже того, на что позволяли надеяться имевшиеся в распоряжении Кутузова данные. Он достиг только того, что не был разбит наголову — при всех не весьма добросовестных усилиях его рапорта изобразить дело, как полупобеду, его нельзя было назвать даже нерешительным. К вечеру все наши позиции были в руках французов: неприятель имел двадцатитысячный совершенно нетронутый резерв, тогда как из русских армий 2-я не существовала вовсе, а 1-я была почти совершенно расстроена, потеряв до 40 %, если не более. Вообще наши потери поражали своей непропорциональностью сравнительно с французскими… Причиной было крайне бестолковое расположение русских войск, теснившихся без всякой нужды на небольшом пространстве, так что неприятельские ядра могли бить все четыре линии наших корпусов вплоть до резервов» [84] Покровский М. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. OVERSEAS PUBLICATIONS INTERCHANGE LTD, London, 1991. C. 55-; .

Чем бы закончилось такое совместное развитие двух разных направлений российской историографии, помешал узнать большевистский переворот. Возникшая в его результате держава рабочих и крестьян сразу же объявила, что у пролетариев нет отечества, и что вообще все царские войны были бездарными и никому не нужными авантюрами. Поскольку несогласным с данными тезисами грозило «приглашение» в ЧК, то «патриотическое» направление очень быстро, так сказать, самоликвидировалось. Но, истины ради все же необходимо уточнить, что от компании с бывшими оппонентами Покровского в подвалах «чрезвычайки» оказались не застрахованы и его единомышленники. Историческая наука в России вновь превратилась в «дело государственное». Но управлялась она теперь уже не патриархально-либеральными царскими указами, а убойными партийными директивами. И тот, кто не успевал уследить за их причудливым курсом, уходил в историческое небытие. Образ Бородинского сражения, на всей, почти 74-летней дистанции этого идеологического слалома, постоянно менялся до полной неузнаваемости. Вкратце его можно проследить по попыткам издания «Советской военной энциклопедии» (СВЭ), периодически предпринимавшимся, чтобы привести науку в соответствие с очередным изменением «генеральной линии партии».

Первую энциклопедию начали готовить с конца 20-х. В эти годы еще сохранялись отголоски НЭПа, породившего иллюзию относительной интеллектуальной свободы. Поэтому люди, работавшие над СВЭ (а все они были крепкими военными профессионалами еще царской школы) попытались создать действительно качественный материал, своеобразную квинтэссенцию передовых русских дореволюционных и западно-европейских взглядов, лишь слегка сдобренную ритуальными большевистскими заклинаниями. Труду этому не суждено было выйти в свет в полном объеме. Успели напечатать лишь два тома, содержащие информацию на буквы «А» и «Б», после чего СВЭ первого издания попала в опалу, а авторы его вскоре почти поголовно превратились в «лагерную пыль». Силы сторон в Бородинском бою там указаны следующие: 130 тысяч у Наполеона и 120 тысяч у Кутузова, потери 28 тысяч и 44 тысячи соответственно. В качестве вывода использована цитата из книги известнейшего немецкого военного теоретика Клаузевица (к слову, дравшегося при Бородино и награжденного за службу в русской армии в 1812–1814 годах русскими орденами и шпагой):

«Сражение было решено в четыре часа дня, но русские удерживались еще на большей части поля сражения и пока не намерены были его очистить. Они в случае возобновления атак оказали бы еще упорное сопротивление, которое, правда, окончилось бы полным их поражением, но и Бонапарту обошлось бы оно очень дорого» [85] СВЭ. T. 2. M. ОГИЗ РСФСР, 1933. C. 687–693. .

Вскоре выяснилась и причина внезапной опалы СВЭ. В середине 30-х годов Сталин пришел к выводу, что стране советов необходима националистическая прививка [86] Подробнее см. Ганелин P. Сталин и советская историография предвоенных лет // Новый часовой. 1998. № 6–7, СПб.: Издательство СПбГУ, С. 100–117; Бордюгов Г. Большевики и национальная хоругвь // Родина. 1995. № 5. С. 727–7. . Направленность пропагандистской машины СССР начала меняться. Этот рубеж можно определить по поведению деятелей культуры. Перестают сниматься кинофильмы, где царские офицеры выглядят исключительно садистами и дебилами. (По подсчетам историка Сергея Волкова, опубликованным в его книге «Русский офицерский корпус» [87] М.: Воениздат, 1993. , новые фильмы о гражданской войне в России советские киностудии в период с 1942 по 1958 годы вообще не снимали.) На смену им приходят идеализированные Петр I, Суворов, Кутузов, Ушаков, Александр Невский. Новиков-Прибой, что называется «в темпе вальса» перерабатывает свою «Цусиму», вводя туда примеры героизма русских моряков. А Сергеев-Ценский принимается с государственно-патриотических позиций описывать «мировую империалистическую» войну. Перестраиваются и историки, начиная отыскивать в прошлом положительные примеры, типа легендарных артиллеристов Ивана Грозного, якобы повесившихся на стволах собственных орудий, чтобы не попасть в плен. Соответственно на 180 градусов изменились и каноны, по которым полагалось подавать Бородинский бой. Понятливые ученые тут же реанимировали забытую было фальсификацию Ростопчина о французских потерях. Именно эту цифру уже используют в работах, вышедших незадолго до войны, такие известные авторы, как Е. В. Тарле и М. С. Свечников [88] Тарле Е. Нашествие Наполеона на Россию. М. — Л.: Детиздат, 1940. С. 206; Свечников М. Война 1812 года. Бородино. М.: Воениздат, 1937. С. 88. .

Оставшиеся в живых немногие «старорежимные» специалисты к концу 30-х годов уже оказались полностью «перевоспитаны». А большинство историков из молодого рабфаковского поколения было заботливо ограждено от «тлетворного буржуазного влияния» с самого начала своей самостоятельной творческой деятельности. Поэтому отечественная наука о прошлом дисциплинированно и дружно пошла в указанном партией направлении. Работы зачастую принимали такой вид, что под ними постеснялся бы поставить подпись самый ярый дореволюционный националист. Особенно это характерно для военных и послевоенных лет. Бородинские цифры в этот период стремительно меняются — русские потери снижаются, а французские растут. Так, некто Б. Л. Кац, не удовлетворенный ростопчинскими выдумками, увеличивает его данные о потерях французов до 58 478 человек, обосновывая это более тщательным анализом ранее напечатанных документов [89] Кац Б. Подлинные потери русской армии в Бородинском сражении // Исторический журнал. 1941. № 7–8. С. 125. . Как Б. Л. Кац их «анализировал», непонятно, поскольку больше, чем получил Ростопчин, «выжать» оттуда уже нельзя. Из-за откровенной несерьезности работы на данном авторе можно бы, наверное, вообще не останавливаться (подобная незатейливая пропаганда «для поднятия боевого духа» во время войны изготавливалась в огромном количестве), если бы не коррективы, которые она внесла в советскую науку. Мифические цифры Каца подхватили многие историки и, не перепроверяя, а, просто ссылаясь на его статью, стали использовать, зачастую округляя до 60 тысяч. (Встречаются они и теперь, но уже со ссылками на книги, куда перекочевали в послевоенные годы.)