Андрей Ланьков - К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР

Представим себе домохозяйку средних лет, которая приходит в распределительный центр, скажем, в 1971 году. Она предъявляет три комплекта продовольственных талонов. Ее муж, работник конторы, имеет право на 700 г зерна в день, сын, ученик 4-го класса, – на 400 г, а она сама, будучи всего лишь скромной домохозяйкой, получает самый низкий паек для взрослых – 300 г. В итоге на 15 дней ей полагается: 10,5 кг зерна для мужа, 6 кг для сына и 4,5 кг для себя. Всего – 21 кг. Если дело происходило в Пхеньяне, рис составлял бы около 50–70 % этого количества, а остальную часть пайка выдали бы макаронными изделиями, ячменем или пшеничной мукой.

Первое сокращение норм выдачи зерновых произошло в 1973 году, когда экономический рост в стране начал ощутимо замедляться. В сентябре того года было объявлено, что «в связи с напряженной международной ситуацией» пайки будут сокращаться: два суточных пайка из каждой выдачи следует жертвовать для создания стратегических резервов на случай возможной войны. Этот вычет, официально считавшийся «добровольным пожертвованием», так и именовали – чончжэн чунби ми , «рис на подготовку к войне». В 1987–1989 годах пайки были урезаны еще на 10 %: как объяснили власти, это было необходимо для подготовки страны к предстоящему Международному фестивалю молодежи и студентов. В итоге в 1973–1987 годах обычный рабочий или служащий получал примерно 610 г зерна, а пенсионер был вынужден жить на 250 г, хотя формально они по-прежнему получали карточки на 700 г и 300 г зерновых соответственно. При этом даже нормы кимирсеновских времен, о которых сейчас вспоминают в КНДР с ностальгией, трудно было назвать щедрыми. Еще в 1955 году, разговаривая с советским дипломатом, секретарь провинциального комитета ТПК заметил, что в корейских условиях идеальной нормой является 700–1000 г зерновых на человека.

Между прочим, не случайно я здесь нигде не говорю о рисе, а употребляю термин «зерновые». Когда в России говорят о том, что «бедные корейцы питаются одним рисом», это заявление может вызвать у информированного человека лишь ироническую улыбку, ибо рис в Северной Корее – это повседневная еда только весьма зажиточных людей. Кстати сказать, ничего нового в этом нет, ведь и в былые времена чистый рис ели только помещики. С другой стороны, нужно иметь в виду северокорейскую структуру питания: как и в большинстве бедных стран, именно зерновые служили (и служат) для подавляющего большинства населения главным источником калорий.

Выдаваемые по карточкам пайки централизованной системы пэгып всегда включали разные зерновые – а также такие продукты, которые официально решили считать зерновыми. Рисом отоваривают лишь часть карточной нормы, а остальное выдается в виде кукурузы, ячменя, муки, а то и макаронных изделий. При этом доля риса в реально выдаваемых пайках всегда сильно зависела от региона. Выше всего она была в Пхеньяне, где в лучшие годы рисом выдавалось 50–70 % веса зернового пайка, а ниже всего – в дальних районах у границы с Китаем, где доля риса даже в 1970-е могла составлять лишь 10–20 %. Иностранные посольства всегда внимательно следили за соотношением риса и других зерновых в пайках централизованной системы распределения. Этот показатель считался одной из основных характеристик реального состояния экономики страны, а также служил хорошим индикатором того, какое значение руководство КНДР придавало тому или иному региону, ведь от региона к региону показатель сильно варьировал. Чем выше в местных пайках была доля риса, тем, соответственно, более важным с точки зрения властей был регион.

Первоначально государство распределяло только зерновые, но растущий дефицит продовольствия и товаров повседневного спроса – от мыла и яиц до носков и отрезов ткани – привел к тому, что сфера государственного распределения и нормирования с течением времени расширялась, и к концу 1960-х годов распределение и нормирование стало всеобъемлющим. Впрочем, руководство страны и, возможно, значительная часть населения тогда не видели в этом особой проблемы, так как именно распределение, а не продажа, казалось многим из них наиболее справедливым способом обеспечения людей всем необходимым (рискну предположить, что так считало большинство). В провинциальных городах почти все продукты питания и значительная часть товаров повседневного спроса стали нормироваться примерно с 1965–1967 годов. С этого времени соевую пасту, соль и сахар можно было купить только по талонам (сахар вскоре исчез вовсе). Пхеньян и более привилегированные крупные города перешли на эту систему в 1970-х годах.

Однако система снабжения «вспомогательными» видами продовольствия и основными потребительскими товарами не носила централизованного общенационального характера – в отличие от системы снабжения зерновыми. Хотя Ким Ир Сен несколько раз говорил, что в идеале и для этих товаров хорошо было бы создать общенациональную систему карточного распределения и разработать единые для всех нормы, но на практике добиться этого северокорейскому правительству так и не удалось. Такие виды продуктов, как соленый соевый соус канчжан , капуста и иные овощи, рыба и мясо, распределялись местными властями на уровне города или уезда (то есть по-нашему – района). Точно так же в ведении местных властей находились одежда и обувь, мыло, зубной порошок и некоторые другие товары первой необходимости.

Таким образом, параллельно с общенациональной системой пэгып стали действовать региональные системы конгып. Пэгып имеет дело только с зерновыми, действует в масштабах всей страны, по единым для всех регионов нормам, а конгып – местная система, причем и список товаров, которые через нее распределяются, и нормы распределения варьируют от региона к региону и от года к году. Основными факторами, которые определяли, сколько конкретно пар носков или литров соевого соуса получит житель того или иного уезда в текущем году, были, во-первых, особенности местной экономики и географии, а во-вторых – способность местных властей получить из центра необходимые квоты. Удавалось городскому руководству выбить в Пхеньяне квоты, скажем, на несколько сотен тонн сушеных кальмаров – кальмаров начинали выдавать по карточкам в больших количествах, не удавалось – населению приходилось обходиться вовсе без кальмаров (или, скажем, без носков) либо же приобретать эти товары на рынках.

Как уже говорилось, кое-что зависело и от местной географии. Например, если в уезде была птицефабрика, то его жители получали по карточкам или заборным книжкам системы конгып немалое количество яиц. В приморских уездах обычно не было проблем с рыбой, но уже на расстоянии нескольких десятков километров от берега рыба превращалась в дефицит. Мясо (только свинина) выдавалось четыре – пять раз в год, по праздникам, примерно по полкило на человека. В Пхеньяне детям выдавали молоко, но в провинции о такой роскоши и не слыхивали.