Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Апраксина сменили, назначили Фермора. В 1758 г. он занял покинутое королевство Прусское и медленными переходами двинулся в Бранденбургскую мархию. Фридрих искусными маневрами оттеснил его и при Цорндорфе атаковал с ожесточением, приведенный в негодование грабежами "русской орды", как он называл нашу армию. Битва разыгралась яростная; с каждой стороны потеряно более трети людей, а результат получился ничтожный. Каждая армия сохранила свою часть поля сражения, и обе на второй день отступили, боязливо наблюдая друг за другом. В следующем году Фермор просил увольнения и был заменен Салтыковым, но остался в армии, поступил под команду к Салтыкову и потом, по болезни последнего, опять командовал армией. В этом году прибыл Суворов; первое дело на его глазах было занятие Кроссена в Силезии, в июле месяце. Затем армия двинулась к Франкфурту на Одере и к ней присоединился Лаудон с 15,000 австрийских войск. Фридрих не терял времени; собрав разные части войск откуда только было возможно, полетел с 48,000 человек, рассчитывая опрокинуть 80,000 армию союзников в Одер. При Кунерсдорфе произошло в августе жестокое сражение, первое, в котором участвовал Суворов. В первый раз изменил тут Фридрих своему благоразумию и убедил себя в победе, не видев неприятеля. Приняв курьера от Фердинанда Брауншвейгского с донесением о разбитии французов при Миндене, Фридрих сказал ему: "Оставайтесь здесь, чтобы отвезти герцогу такое же известие". Но самообольщение только усиливает горечь разочарования; атака Лаудона с фланга решила битву, Фридрих был разбит, под ним убиты две лошади, прострелен мундир; на него налетели гусары, и прусская кавалерия едва спасла своего короля. Пруссаки бежали в величайшем беспорядке. Бойня была страшная; потеря убитыми и ранеными превосходила с обеих сторон 35,000 человек; большинство прусских генералов было ранено. Но результата не достигнуто союзниками никакого. Судьба Пруссии находилась в руках Салтыкова, а он говорил австрийцам: "Мы много сделали, теперь ваша очередь". Вернее, что Салтыковым руководили соображения не военные, а придворные. А имперский главнокомандующий Даун не мог решиться на энергичные действия. Фридрих через несколько недель снова принял грозное положение. Салтыков вконец рассорился с Дауном, и, ссылаясь на невозможность продовольствовать армию в опустошенных местах, отступил на зимние квартиры и поехал в Петербург приносить на союзников бесплодные жалобы и давать бесполезные советы.

Еще год войны миновал без толка; даром пролиты реки крови, похоронены тысячи храбрых, искалечены другие тысячи. Легко понять, какое впечатление вся эта бесцельная бойня производила на молодого Суворова. Он заправлял штабом корпусного командира Фермора. Когда после Кунерсдорфской победы Салтыков остался на месте и даже не послал казаков для преследования бегущего неприятеля, Суворов сказал Фермору: "На месте главнокомандующего я бы пошел на Берлин". Именно этого и боялся прусский король. Он писал королеве, чтобы она выехала из Берлина с семейством и приказала бы вывозить архив, так как город может попасть в руки неприятеля. Но он имел перед собой не Суворова, а Салтыкова.

Салтыков вернулся с чином фельдмаршала и со строгим повелением вести наступательную войну. В 1760 г. русская и австрийская армии должны были соединенными силами сокрушить небольшую армию прусского короля. Но несогласие Дауна и Салтыкова препятствовало единодушным действиям. После разных передвижений, русские удалились и разместились по зимним квартирам в Польше, ознаменовав эту кампанию лишь смелым партизанским набегом на Берлин. Легкий отряд Чернышева, авангардом которого командовал Тотлебен, напал на город внезапно; туда ж шел Ласси с австрийцами, но опоздал. Гарнизон Берлина состоял всего из трех батальонов; поспешно бросились к нему на помощь небольшие прусские отряды. Пруссаков разогнали, и пока сам Фридрих спешил к своей столице, она была занята русскими, которые наложили на нее контрибуцию, разграбили окрестности, в особенности загородные дворцы, и поспешно ушли. Предприятие было задумано смело и выполнено удачно, но сопровождалось грабежами, усилившими дурную репутацию русских войск.

В набеге на Берлин участвовал и Суворов, но командовал ли он частью войск или состоял при штабе - неизвестно. При нападении на Берлин казаки захватили красивого мальчика. Суворов взял его к себе, заботился о нем в походе и, по прибытии на квартиры, послал матери мальчика письмо: "Любезнейшая маменька, ваш маленький сынок у меня в безопасности. Если вы захотите оставить его у меня, то он ни в чем не будет терпеть недостатка, и я буду заботиться о нем, как о собственном сыне. Если же желаете взять его к себе, то можете получить его здесь, или напишите мне, куда его выслать". Мать пожелала получить сына обратно.

В этом году его отец был отправлен за границу для снабжения армии продовольствием в походе, и был назначен сенатором, а в декабре губернатором занятого прусского королевства. В этой должности он состоял до весны 1762 г., правил провинцией умно, заботясь об увеличении доходов, сам жил скромно, давая иногда балы для дочерей. Наезжал к нему в Кенигсберг и сын, который служил при Ферморе и в конце 1761 г. получил назначение, уже вполне боевого характера.

Салтыкова заменили Бутурлиным, при нем дела пошли еще хуже; русские, при значительных силах, сделали в 1761 г. не больше, чем в предшествующие года. Лаудон должен был соединиться с русскими и захватить Силезию. Половина похода прошла в стараниях соединить силы союзников, и вслед за тем они опять разделились. Прежде Салтыков препирался и ссорился с Дауном, теперь то же происходило у Бутурлина с Лаудоном. Русские двинулись в Померанию, а Лаудон, усиленный корпусом Чернышева, не отважился предпринять ничего серьезного против Фридриха. Король тем временем отрядил генерала Платена с 10 - 12,000-ным корпусом тревожить русских и уничтожать в Польше их магазины. Против него выставили летучий конный отряд генерала Берга, и поручили генералу Румянцеву захватить в Померании Кольберг.

Суворову мало приходилось принимать участия в делах против неприятеля. В Силезии он был в мелких стычках, но в летопись кампании они не вошли, и сам он про них не упоминает. При всем том он успел выдвинуться: его знали и ценили многие, в том числе и Берг. Получив в командование легкий корпус, Берг просил Суворова к себе. В сентябре 1761 г. последовал от Бутурлина приказ: "Так как генерал - майор Берг выхваляет особливую способность подполковника Казанского пехотного полка Суворова, то явиться ему в команду означенного генерала". Таким образом Суворов расстался с Фермором. Они сделались близкими людьми, и даже в старости Суворов хранил благодарную память о Ферморе. Почти 30 лет спустя, в одном из писем к князю Потемкину, он писал про давнего своего начальника с чувством неостывшей признательности: "У меня было два отца - Суворов и Фермор".