Елена Майорова - В огне революции [Мария Спиридонова, Лариса Рейснер]

Наверняка начитанная Лариса вспоминала трагическую участь А.С. Грибоедова, русского поэта, автора бессмертной комедии «Горе от ума», и полномочного российского посла, растерзанного в Персии в начале XIX века из-за происков английской дипломатии.

Сама личность эмира была пугающей. Раскольников описывал его так; «крупный и решительный человек как в политике, так и в преступлениях. Фактически он сам ведет всю внешнюю политику, точно так же как сам организовал убийство своего любимого папаши Хабибуллы и собственноручно выколол глаза обожаемому дяде Насрулле».

Отношения с правителями Афганистана пришлось создавать практически на пустом месте. В стране по-прежнему был велик авторитет Великобритании. Англичане не оставляли надежд если не вернуть Афганистан снова в лоно своей колониальной империи, то по крайней мере держать его в сфере влияния, и имели немалое количество сторонников.

В этой обстановке Ф.Ф. Раскольников сразу же по прибытии в Кабул постарался довести до сведения Амануллы-хана и его окружения позицию советского правительства, изложенную в инструкции Наркоминдела РСФСР. Ее идеей являлась исключительно помощь государству, сбросившему оковы колониализма, без какого-либо навязывания программы, которая была бы чужда стране в нынешней стадии ее развития.

Исходя из этой линии, советский полпред и начал формировать отношения с афганским правительством. Однако его деятельность встретила активное противодействие со стороны английской дипломатии, которая любыми способами пыталась дискредитировать советскую внешнюю политику в целом и ее представителя в частности. Федору Раскольникову пришлось приложить значительные усилия, чтобы нейтрализовать действия противников. В этом большую помощь ему оказала Лариса. Не имея возможности непосредственно воздействовать на ход дипломатических переговоров в силу восточной специфики, она на правах жены посла познакомилась с супругой эмира и его матерью и завязала с ними дружественные отношения.

Аманулла-хан имел единственную жену, что было нарушением тысячелетних традиций, бытовавших у правителей Афганистана. Сорайя происходила из знатной семьи. Ее родители Махмуд Тарзи и Асма Расмия были высокообразованными людьми, которые привили своей дочери прогрессивные взгляды, впоследствии сказавшиеся на ее собственных политических воззрениях и деятельности. После того как в 1919 году Аманулла-хан взошел на престол, Сорайя стала играть важную роль в политике и общественной жизни страны. Во время войны за независимость Афганистана Сорайя посещала раненых в госпиталях, дарила им подарки, а также с риском для жизни сопровождала мужа в мятежные провинции страны. Королева Сорайя была первой супругой монарха исламской страны, которую муж брал с собой на официальные приемы. Казалось бы, мусульманская женщина, родившая десять детей, должна полностью отдаться заботам материнства, однако Сорайя вела практически светский образ жизни: участвовала в охотах под Кандагаром, Джелалабадом и Газни, сопровождала супруга в поездках по стране и за границей, присутствовала на военных парадах и заседаниях кабинета министров. Аманулла даже сказал как-то: «Я ваш король, но я лишь министр вашего просвещения, тогда как королевой является моя жена».

Видимо, эмир не остался равнодушным к чарам супруги советского посла. Он совершал с ней долгие прогулки верхом, азартно играл в теннис. Языкового барьера не существовало — Лариса хорошо говорила на немецком и французском языках. Нельзя исключить, что их отношения выходили за рамки дружеских — в ряде источников мельком упоминается ее скандальный роман «с афганским принцем», но имя принца не называется.

Когда «афганского принца» не было под рукой, бывшая петербургская львица-комиссар разъезжала верхом по пустыне в мужском костюме с открытым лицом и пела русские песни под гармошку, шокируя крестьян-афганцев.

Скорее всего, под влиянием Ларисы, в 1928 году, когда ее уже не было в живых, на заседании Государственного совета Аманулла публично снял чадру с королевы Сорайи и предложил всем женщинам последовать ее примеру. Присутствовавшие при этом либералы бурно аплодировали, но консервативно настроенные члены Государственного совета, которых было большинство, бурно возмущались. Этот поступок использовали в агитации против падишаха клерикальные круги, подбившие афганские племена на восстание против Амануллы.

Через супругу и мать хана Лариса не только наловчилась получать ценную информацию о придворных интригах, но и могла влиять на политическую обстановку в Кабуле. Она в неменьшей степени, чем Раскольников, способствовала краху интриг англичан. Совместными усилиями супружеской чете удалось расстроить планы английских дипломатов по дискредитации советской внешней политики в Афганистане и добиться значительных успехов на дипломатическом поприще. Уже 11 августа 1921 года Лойя-джирга (Совет старейшин афганских племен) одобрила советско-афганский договор, вступивший в силу и ратифицированный через три дня эмиром.

1 сентября афганское правительство заявило об отказе от подрывной пропаганды в пределах РСФСР и Туркестанской Советской Республики.

Пока Лариса укрепляла связи Советской России с Афганистаном, в Севастополе летом 1921 года сошлись пути двух близких Ларисе людей: Николая Гумилева и Сергея Колбасьева. Высокий худощавый молодой человек с черными итальянскими глазами, приветливый и простой в общении, поклонялся поэту Гумилеву и пытался ему подражать. Эта встреча привела его к окончательному решению заняться литературой. Они вместе возвратились в Петроград, где Колбасьев, имевший склонность к издательской деятельности, стал, по сути, добровольным импресарио поэта. Он помог Гумилеву издать сборник стихов «Шатер». Книга печаталась на очень плохой бумаге, потому что бумаги не было вообще, даже такую достали с огромным трудом, а для обложки использовали обертку от сахарных голов — но это все-таки было печатное издание, и автор был счастлив. Гумилев ввел Колбасьева в круг петроградской творческой интеллигенции, объединившейся тогда вокруг издательства «Всемирная литература».

Революция застигла Гумилева в Европе, но он добровольно помчался в Россию — навстречу усиливавшемуся потоку беженцев. В Петербурге он с готовностью ухватился за новые возможности, предоставленные Советской властью и возобновил деятельность основанного еще во время войны Цеха поэтов, возглавил (отодвинув самого Блока) этот новоорганизованный союз, читал лекции, вел бесконечные занятия — словом, был человеком, вокруг которого так или иначе вращалась вся поэтическая жизнь. Об эмиграции, несмотря на голод, думали лишь немногие из «цеховой» молодежи. В Петербурге сейчас интереснее, полагали они.