Елена Майорова - В огне революции [Мария Спиридонова, Лариса Рейснер]

В Доме печати на Никитском бульваре попрощаться с Ларисой Рейснер пришли толпы — военные, дипломаты, писатели… За гробом вели под руки рыдающего Карла Радека. Свои соболезнования выразили Троцкий, Бухарин и Киров. У Федора Раскольникова случился нервный срыв, он долго болел. «Лариса так умела жить, что даже умерла вовремя, не дожив до страшных разочарований в своей главной любви — к своему вампиру, к Революции», — сказал Борис Пастернак, давший ее имя главной героине своего романа «Доктор Живаго».

Михаил Кольцов писал: «…Пружина, заложенная в жизнь этой счастливо одаренной женщины, разворачивалась просторно и красиво… Красочен, смел стремительный путь Рейснер-человека. Из петербургских литературно-научных салонов — на объятые огнем и смертью низовья Волги, в самую гущу боев с чехословаками, потом на Красный флот, потом — через среднеазиатские пустыни — в глухие дебри Афганистана, оттуда — на баррикады Гамбурского восстания, оттуда — в угольные шахты, на нефтяные промыслы, на все вершины, во все стремнины и закоулки мира, где клокочет стихия борьбы, — вперед, вперед, вровень с революционным локомотивом несся горячий неукротимый скакун ее жизни». И в заключении он патетически вопрошал: «Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?»

Похоронена Лариса Рейснер была на 20-ом участке Ваганьковского кладбища.

Рассказывали, что выжившая мать Ларисы, узнав о смерти дочери, покончила собой на могиле дочери. Это не так, это лишь отзвук тех страстей, которые всегда клубились вокруг блистательной Ларисы. Но прожила Екатерина Александровна только год, скончавшись 19 января 1927 года. За два месяца до своей смерти она писала Лидии Сейфуллиной: «Ты не страдай о нас, все случилось 9 февраля (1926 года, когда умерла Л. Рейснер), теперь только тянутся следствия. Каждое из них я встречаю равнодушно. И если ты услышишь, что я оборвалась, будь другом и порадуйся за меня».

Лидию Сейфулину долго преследовали воспоминания, и в годовщину смерти подруги они вылились в очерк, по своей тональности похожий на реквием — «Лариса Рейснер». «Она была очень хороша собой и всегда казалась нарядно одетой, потому что не выносила неряшливости и безвкусия ни в чем. «Она была столь красива, что всегда казалась слишком богатой и праздничной для тягостных мелких жизненных забот. И немногие знали, что она мало зарабатывает, трудолюбива, слишком боязлива в оценке своих достижений и безбоязненно добра».

«Живым о ней надо вспоминать ради вкуса к жизни», — заканчивала свой рассказ о подруге Лидия Сейфулина.

Отец Ларисы после смерти супруги Екатерины Александровны женился на своей кухарке. Игорь, боготворивший мать, никогда не мог ему этого простить, особенно когда отец, желая, видимо, как-то обеспечить эту неграмотную женщину, завещал ей свою библиотеку, тогда как Игорю она нужна была для работы…

Всю жизнь Игорь хранил в своей комнате гипсовый бюст матери и портрет Ларисы кисти Василия Ивановича Шухаева, но ни одного изображения своего отца.

Михаил Андреевич Рейснер скончался в ночь на 3 августа 1928 года.

События развернулись достаточно быстро. Он прекрасно чувствовал себя в Кисловодске, куда поехал с новой женой. «В Москве, когда они вернулись, обнаружилась водянка, и консилиум высказался за операцию, чтобы выпустить воду и поставить диагноз (подозрение на рак). Операция прошла хорошо, и рака тогда не обнаружили. Два дня спустя М.А. неожиданно почувствовал себя дурно — ночью после 8-минутного приступа он скончался от паралича сердца. Вскрытие обнаружило плоскостной рак брюшины. На этот раз смерть была великодушна и избавила его от нескольких месяцев бесполезных и унизительных страданий. Я видел только мертвое тело. Щеки впали, но лицо было очень красиво и более чем когда-либо похоже на Лэри», — писал Игорь Радеку.

В 1927 К. Радек выпустил два тома «Портретов и памфлетов»; они открывались патетическим посвящением, набранным на целую страницу: «Памяти незабвенного друга Ларисы Михайловны Рейснер, борца и певца пролетарской революции книгу эту посвящаю. Карл Радек. Москва. Кремль». Успех «Портретов и памфлетов» в левой интеллектуальной среде был и политический, и литературный.

Еще некоторое время Радек был верен Троцкому и оставался на его стороне в противостоянии со Сталиным. Он хлестко отвечал приспешникам генсека, демонстративно глумившимся над ним и его патроном. Недалекому К.Е. Ворошилову, пытавшемуся высмеять его как «хвост Троцкого», Радек ответил стишком:

Но обстоятельства оказались сильнее его. Вскоре он уже — самый преданный прихвостень «вождя всех народов». Радек был человеком с очень гибкими принципами.

Эволюция Радека от Троцкого к Сталину естественно и неумолимо вела его к моральной деградации. Осенью 1929 года Радек выдал Сталину Я. Блюмкина, привезшего ему из Турции послание Троцкого. Блюмкина расстреляли, и Радек проникся надеждой, что навсегда доказал новому хозяину свою преданность. В 1933–1934 годах дважды переиздавали радековский двухтомник «Портреты и памфлеты», из которого автор изъял портрет Троцкого. В дальнейшем применительно к создателю Красной Армии его лексика обогатилась конструкциями типа «кровавый шут» и «фашистский обер-палач»; одновременно из-под его пера вышло сочинение «Зодчий социалистического общества», повествующее о Сталине и растиражированное на многих языках народов СССР. 21 августа 1936 года Радек напечатал в «Известиях» статью «Троцкистско-зиновьевская банда и ее гетман Троцкий», что не уберегло его от ареста, последовавшего через 26 суток.

Лион Фейхтвангер запечатлел Радека на процессе в печально знаменитой книге: «Я не забуду ни как он там сидел в своем коричневом пиджаке, ни его безобразное худое лицо, обрамленное каштановой старомодной бородой, ни как он поглядывал в публику, большая часть которой была ему знакома, или на других обвиняемых, часто усмехаясь, очень хладнокровный, зачастую намеренно иронический, ни как он при входе клал тому или другому из обвиняемых на плечо руку легким, нежным жестом, или как он, выступая, немного позировал, слегка посмеиваясь над остальными обвиняемыми, показывая свое превосходство актера, — надменный, скептический, ловкий, литературно образованный… Из семнадцати обвиняемых тринадцать — среди них близкие друзья Радека — были приговорены к смерти; Радек и трое других — только к заключению».

Радек получил 10 лет. Требовавшие его казни, возможно, удивились, но, понятно, не протестовали (не из гуманизма, а сугубо из осторожности). Они не знали, что вместо 120 месяцев Радек отсидит 32, после чего будет казнен руками подосланных в камеру уголовников. Это произойдет в мае 1939 года, когда сговор Сталина с Гитлером начнет приобретать вполне осязаемые черты — сговор, к которому, по некоторым оценкам, Радек имел прямое отношение.