Олег Будницкий - «Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг.

Вас. Маклаков

Автограф.

BAR. 5–6.

М.А. Алданов — В.А. Маклакову, 8 июня 1948

8 июня 1948

Дорогой Василий Алексеевич.

Оба Ваши письма, несмотря на большую разницу во времени их отправки, пришли почти одновременно: на первом Вы наклеили недостаточно марок, и на конверте была пометка почты, что оно по этой причине отправлено не на аэропланах (казалось бы, было бы проще потребовать доплату здесь или вернуть Вам письмо, но, вероятно, таковы порядки, оставшиеся от времен Людовика XIV {448}, - впрочем, тогда марок не было).

Второе письмо Ваше написано от руки, и, увы, ни я, ни друзья, которым я его показывал, не разобрали половины! Яснее было написано начало письма, и я с большой и подлинной радостью узнал, что Вам понравился мой «Экстерминатор» (он, кстати, напечатан с множеством ужасающих опечаток). Особенно рад был тому, что Вы хвалите ту часть рассказа, где нет исторических лиц. Сердечно Вас благодарю.

Наполовину разобрал Ваше сообщение об Александре Ивановиче. Да, к сожалению, все сведения о нем сходятся. Страшно его жаль.

Насколько я мог разобрать, Вы написали о своем здоровье, но что же именно? Я читал, вчитывался и не разобрал. Если хотите успокоить не одного меня, но и многих других, пожалуйста, напишите на машинке.

Вы сделали из появления моего рассказа в газете вывод, что «Новый Журнал» прекратил или прекращает существование. Это неверно. Верно то, что я ушел из «Нового Журнала». Причина: комически-бессмысленное (другие говорят: идиотское) письмо М. Цетлиной к Бунину {449}. Из-за этого письма прекратил сотрудничество в журнале Иван Алексеевич, а из солидарности с ним (по делу об этом письме) ушел и я {450}. Если хотите узнать подробности, спросите Бунина, — писать долго и скучно, да и не так важно это дело. Добавлю, что с М.М. Карповичем и у Бунина, и у меня остались самые лучшие отношения. Он относится к письму Цетлиной по существу так же, как мы и как, кажется, все. Казалось бы, естественнее было бы в виду «конфликта» с Буниным уйти не Бунину, а Цетлиной, тем более что Бунин и я были инициаторами «Нового Журнала»: журнал был задуман в июле 1940 года в Грассе, — Иван Алексеевич тогда тоже собирался уехать в Америку, и мы с ним решили создать в Нью-Йорке журнал под его и моей редакцией. Но настаивать на уходе Цетлиной не могли ни Бунин, ни я (не могли и не хотели), так как она, не имея никакого отношения к редакции, несет всю черную работу по журналу, отнимающую целый день, и заменить ее некем: журнал не может платить за эту работу. Поэтому Бунин просто заявил Михаилу Михайловичу, что уходит. А я к нему присоединился. Разумеется, мы оба желаем журналу всяческого успеха. Карповича я на днях видел, и он мне сказал, что Ваша статья идет в 19-ой книге, которая выйдет в сентябре.

Здесь некоторый интерес вызвала программа Союза, во главе которого стоит, кажется, Р. Гуль {451}. Она появилась в «Н. Р. Слове» с пометкой редакции: «следуют девять подписей» {452}(ни одна подпись приведена не была). Как мне говорили, этот Союз (не помню точного его названия) создан после того, как Гуль разошелся с Мельгуновым. Как Вы относитесь к этому делу?

О нашем с Татьяной Марковной возвращении во Францию пока ничего сказать не могу: все вилами по воде писано. Я остаюсь при мнении, что Франция останется свободной страной, если не будет войны. Если же будет война, то, конечно, через две недели после ее объявления у власти будет Торез {453}. Я недавно завтракал со знаменитым Робертом Оппенгеймером {454}, кажется, главным создателем атомной бомбы. Он настроен довольно пессимистически в вопросе о том, будет ли война (это не для огласки — сообщаю только Вам).

Шлю самый сердечный привет Вам и Марье Алексеевне. Моя жена очень кланяется.

Ваш МЛ. Алданов

1) К расколу в парижском Союзе писателей, вызвавшему это письмо, я лично отношусь вполне равнодушно.

Машинопись. Подлинник.

HIA. 2-14.

В.А. Маклаков — М.А. Алданову, 11 июня 1948

Париж, 11 Июня [1948 {455}]

Дорогой Марк Александрович,

Мой почерк приносит мне больше неприятностей, чем Вы думаете. Ведь на приглашение из Праги на столетие Толстого в 28 г. я ответил длинным мотивированным отказом. Они не разобрали, принесли мне благодарность от Чешского Мин[истерства] Нар[одного] Просв[ещения], и мне пришлось туда поехать и прочесть лекцию.

Мое нездоровье — была полоса фурункулов на шее и лице; кажется, это кончилось. Опасного нет с тех пор, как есть пенисиллин, но скучно.

Попытки создания «центра» здесь все время идут; отношусь с большим скептицизмом; нужно было бы найти общее дело, практическую работу; люди, объединившись на ней, могли бы стать «представителями» эмиграции, но объединяться за тем, чтобы стать «центром», провозглашать себя центром, значит начинать не с того конца; это все — суета и самомнение. И сейчас могло бы быть полезным и живым делом организованная помощь русским дипистам; но это работа черная и хлопотная и не соблазняет.

Не смею Вас с Буниным критиковать, но очень жалею о вашем решении оставить «Новый Журнал», тем более что оно мне кажется немотивированным. Я слышал о письме Цетлиной, но его не читал. Но ведь как бы то ни было, оно исходило лично от Цетлиной, а не журнала. Можно было прекратить отношения с ней, но почему же с Журналом; мне жалко Журнала, его читателей и вообще этого удара по культурному делу. Наконец, хорошо ли превращать Вас в фельетониста «газеты»?

Теперь нечто личное. Вы мне написали, будто моя статья пойдет в 19 книжке. Это для меня новость. После долгого молчания Карпович мне написал, что она в 18 книжку не попадет, но надеется на 19. Я ему ответил, что если так, то я очень рад, что я ее к тому времени кое в чем переделаю, тем более, что последнюю 4-ую главу хочу переделать основательно. Просил его меня до отъезда уведомить, когда крайний срок присылки, по какому адресу летом мне присылать. Не получив ответа, я переделал кое-что в первых трех главах, а 4-ую еще не трогал. Я ему писал 26 Апреля, 11 Мая, 24 Мая, но ни на одно письмо ответа не получил. Я решил, что это не совсем любезный, но все же ответ, и собирался написать ему перед своим отъездом, что отказываюсь от печатания и прошу рукопись мне вернуть. Я ведь вовсе не стремлюсь ее печатать, хотя, прочтя ее в заседании ложи на Puteaux {456}, я вижу, что она интересует. Но все равно я не стремлюсь; но после Вашего письма я вижу, что молчание может быть объяснено и почтовым тарифом, и неразборчивостью почерка и др. причинами. Письмом 8-го Марта Карпович меня извещал о присылке мне другой рукописи; я ее поднесь не получил, о чем его уведомлял. Но, может быть, он не получал и уведомления. Во всяком случае, до 1-го Июля подожду, а затем пошлю решительный отказ, тем более что после моего отъезда не смогу прислать и готовой части рукописи. Сообщаю Вам все это, чтобы кто-нибудь это знал в случае чего.