Том 6. Литература первой половины XIX в.

В сопоставлении с этими попытками понять и изобразить общественное развитие нагляднее становится преднамеренный отказ костумбриста — романтика от углубления в почву быта. Таким своеобразным манифестом звучит полное заглавие книги Эстебанеса Кальдерона: «Андалусские сцены, щедроты нашей земли, блестки корриды, народные нравы, картины обычаев и другие статьи о том, о сем, написанные там и сям, нынче и давеча, так и сяк, но всегда об исконном и испанском, предает печати Отшельник».

Наиболее решительный шаг в сторону реализма сделал Ларра.

Творчество Мариано Хосе де Ларры (1809–1837) сохраняет непреходящую актуальность и в последующей истории испанского общества. Имя Ларры возникает в испанской литературе всякий раз на переломе эпох, в моменты обострения социального критицизма, когда литература помогает хоронить отживший строй или выступает застрельщиком новой социальной схватки. «Поколение 1898 г.» ценило в Ларре «беспокойный и разрушительный ум» (Асорин). Писатели — антифранкисты 1950–1960 гг. находили в очерках Ларры «проницательный диагноз испанских бед» (Х. Гойтисоло).

Литературное наследие Ларры невелико: творческий путь писателя был оборван самоубийством. Кроме костумбристских очерков и публицистики Ларра оставил исторический роман «Паж дона Энрике Слабого» (1834), драму «Масиас» (1834) на тот же сюжет и несколько других, менее оригинальных драматических произведений.

Обычно очерки и статьи Ларры делят по четырем рубрикам: «нравоописательные очерки», «статьи о театре», «статьи о литературе», «политические статьи». Но на самом деле границы между жанрами в публицистике Ларры размыты. Театральная рецензия или политическая статья нередко приближались к бытоописательному очерку: в них включались сценки, диалоги, портретные зарисовки; рассуждения об эстетике или политическая инвектива переходили в сатирический гротеск. Бытописание, наблюдение жизни было стихией Ларры, и искусство и политику он видел слитно с бытом и через быт.

В очерках Ларры обнаруживаются реминисценции не только из испанских бытописателей и сатириков XVII и XVIII вв., но и из очерков Аддисона или француза Жуи. Но все же особенно часто он пользуется приемами сатирического обозрения, выработанными Кеведо и его прямым наследником Торресом Вильярроэлем. Среди этих приемов — видения и сны, путешествия с «чичероне» («Асмодей, или Время» у Ларры), демонстрирующим изнанку жизни, пародийные классификации и описания типов и т. п. Вместе с тем Ларра охотно обращается к приемам, более свойственным просветительской публицистике XVIII в. Таковы разнообразные письма (переписка Андреаса Нипоресаса с бакалавром, послания местного либерала либералу иноземному и пр.), пародии на официальные документы («Хунта в Кастел — у–Бранку»), на научную статью («Новое растение, или Мятежник»). Возникает в ранних очерках Ларры и некая страна Батуэкия, наподобие Персии Монтескье. Но чаще всего Ларра выбирал тот тип очерка, который несколько позднее получил название «физиологического». Таковы «Заклады и выкупы», «Новый трактир», «Общественные сады», «Первое представление», «Дилижанс», «Способы жить, которыми нельзя прожить» и др. В европейском масштабе Ларра был одним из «сородителей» «физиологического очерка», именно в 30‑е годы распространившегося и во Франции. Но авторы «физиологий» претендовали на бесстрастно — объективный подход, тогда как Ларра, становясь наблюдателем, никогда не переставал быть критиком. Дело не только в политической активности Ларры, но и в испанской бытописательской традиции, моральной и сатирической, которой Ларра всегда оставался верен.

Творческий путь Ларры делится на несколько этапов. После юношеских опытов в газете «Эль дуэнде сатирико дель диа» («Сатирический оборотень современности», 1828) Ларра публикует ряд очерков в своем журнале «Эль побресито абладор» («Простодушный болтун», 1832–1833). С 1833 по 1835 г. Ларра под псевдонимом Фигаро, подчеркивающим преемственность по отношению к просветителям, печатается в журналах «Ревиста эспаньола» и «Эль обсервадор». Для этого периода характерно преобладание политической публицистики, что объясняется быстрым развитием третьей буржуазной революции. После длительного путешествия по Европе в 1836 — начале 1837 г. Ларра пишет для журналов «Эль эспаньоль», «Эль обсервадор хенераль», «Эль мундо» и некоторых других наиболее значительные свои очерки и статьи.

На раннем этапе, примерно до 1835 г., Ларра настроен по — просветительски оптимистично. На все вокруг он смотрит как человек, знающий разумную норму того, как надо жить, воспитывать детей, кого назначать на государственные должности. С точки зрения этой ведомой ему (как и всем образованным передовым людям) нормы он замечает и высмеивает все отклонения от нее. Такова отчетливо просветительская позиция сатирика.

В очерках Ларры почти нет пороков индивидуального человека, есть пороки социального образа жизни, воплощением которых выступает та или иная фигура, а чаще сонм фигур. «Приверженец кастильской старины» из одноименного очерка сам по себе вовсе недурен, даже добр, но образ жизни, приверженцем которого он остается по привычке и умственной лени, идиотичен и невыносим. Перед глазами старых испанских сатириков, включая Кеведо, проходила длинная вереница людских несовершенств — перед глазами Ларры всегда стоит общество как целое, как организм, живущий единой жизнью. Поэтому он особенно любит темы, дающие возможность как бы «измерить температуру» больного организма («Среди каких людей мы находимся», «Приходите завтра»).

В очерках, написанных до 1835 г., Ларра оставался в пределах просветительской этики и просветительского реализма. Однако его эстетическое сознание в эти годы уже расходится с его художественной практикой как публициста. И в статьях на эстетические темы, и в историческом романе, и в драме он уже отстаивает эстетические положения романтизма. В качестве критика (а он был авторитетнейшим критиком 30‑х годов) Ларра всегда вставал на сторону нового искусства, приветствовал и внимательно анализировал премьеры программных произведений испанского и европейского романтического репертуара. В романтизме он видел детище революций, «разрушителя прошлого и созидателя будущего, врага политических, религиозных и социальных оков». Но при всем том программа Ларры неоднородна. Он высмеивал классицистическую элоквенцию и строгие предписания классицистической поэтики, но выступал поборником «литературы полезной и прогрессивной… полностью отражающей научные знания эпохи», отстаивал пафос гражданского, познающего и поучающего искусства. Дух свободы и наставление в истине, образ человека, не такого, каким он должен быть, а такого, каков он есть, — эти эстетические постулаты восходят к разным системам. Ларра сознательно стремится выработать свою систему, преодолевающую ограниченность и классицизма и романтизма. При этом он делает шаг вперед, к новому творческому методу.