Том 5. Литература XVIII в.

Сходные с Сиамом процессы происходили на Яве, где также очевидно слияние народного мистериального театра (ваянг) и литературной традиции. Тексты представлений кукольного яванского театра (ваянпурва), получившие окончательную литературную обработку в это время, обогащаются устной традицией, рядом комических интермедий.

Знаменитый некогда индийский классический театр в XVIII в. прекратил свое существование. Даже пьесы — монологи (бхана), которые иногда ставились при дворах моголов в XVII в., исчезли. Но в Непале, культура которого генетически связана с Индией, он был жив. Его принесли туда индийские брахманы, спасавшиеся от преследования мусульман. Непальские драмы XVIII в. создавались в духе высокой придворной литературы, ориентируясь на законы классической индийской просодии. Индо — непальские драматурги, однако, до известной степени отошли от канонов индийской «Натья — шастры» — наряду с сюжетами из мифологического эпоса или легендарной истории они внесли в драму современный им мир. При дворе Притхвинараяна Шаха особой популярностью пользовалась, например, драма о Гопичандре — бенаресском радже, жившем в XVII в. В пьесе рассказывалось о реальных событиях, происходивших недавно — сто лет не срок для восточной традиции. Такое смелое нарушение драматургического этикета было бы новаторским даже для начала XX в., не говоря уже о XVIII в.

В целом, за очень редким исключением, литература в странах Юго — Восточной Азии в рассматриваемое время была, как правило, литературой придворной. Культурными центрами, как и в предшествующие века, были дворцы феодальных правителей, окружавших себя людьми искусства, и литературными звездами зачастую были представители правящих фамилий. Атмосфера дворцовых кругов существенно не изменилась в XVIII в. по сравнению с предыдущим столетием. Литература, чаще всего поэзия, по — прежнему адресовалась образованному читателю. Склонности и вкусы мецената играли далеко не последнюю роль: король — буддист Боромакот из Сиама создал при своем дворе атмосферу почти монастырского благочестия, поэмы, написанные в годы его правления, носили ярко выраженный буддийский характер; Адиль — шах из Индии, человек в высшей степени образованный и признанный талантливым литератором, немало способствовал развитию изысканной светской литературы на языке урду.

В XVIII в., как и на Ближнем Востоке, а также в ряде областей Средней Азии, получает большую популярность литература усложненной формы, необычайно пышно расцветшая в роскоши придворных кругов. Такова была поэзия «яванского возрождения», «индийского стиля» на фарси, школа «возрождения санскритской учености» в Махараштре, Бенгалии и Мадъхьядеше в Индии, аристократическая поэзия на Ланке, в Бирме, Непале и Сиаме.

До недавнего времени орнаментальную поэзию, процветавшую в дворцовой среде, принято было квалифицировать лишь как формальную школу «изощренных поэтических трюков», как «поэзию оскудевшего содержания», «голой эротики» и пр. Однако исследования последних лет свидетельствуют о том, что именно этой формалистической поэзии, несмотря на ограниченность тематики, было суждено сыграть существенную роль в становлении поэтики Нового времени, не случайна и столь поразительная устойчивость поэтических школ Позднего Средневековья (зачастую вплоть до XX в.).

Следует сказать, однако, что к концу XVIII в. позднесредневековая лирика, давшая великолепных поэтов в XVII в. и первой половине XVIII в., заметно скудеет (кроме разве что Явы, где «яванский ренессанс» наступает как раз в конце XVIII в.); сужается круг поэтических тем, и мысль зачастую едва угадывается за сложными зашифрованными образами. Однако важно, что развлекательные функции аристократической придворной лирики XVIII в. начинают несколько возвышаться над религиозно — дидактическими, связь поэзии с культом иногда начинает носить формальный характер.

Поэзия (драмы тоже писались стихами) составляла основную часть литературы этого времени, однако проза уже была знакома ряду стран. На Ланке, в Южной Индии, в Индонезии, в сфере действия малайского языка она существовала уже ряд столетий. В Северной Индии (возможно, под влиянием мусульманской традиции) начинают создаваться в это время полухудожественные, полубогословские прозаические сочинение на урду. В Сиаме заметно выделение художественной прозы из деловой и агиографической. Важно не только само появление прозаических произведений, но и изменение отношения к прозе вообще, которая до недавнего времени в придворных кругах находила весьма ограниченное применение.

Общий ритм культурного процесса в странах Юго — Восточной Азии нарушается в XVIII в. В известной мере об этом столетии можно говорить как о времени, предвосхищающем качественный поворот XIX в. В одних странах это сказалось с большей очевидностью (Филиппины), в других — с меньшей (Кампучия). Элементы нового, возникавшие в культуре этих стран, не способны были в XVIII в. сломать системы средневекового искусства, но они готовили почву для культуры Нового времени.

В XVIII в. Индия не была единым государством: на ее территории существовало столько «враждующих между собою государств, сколько она насчитывала городов и даже деревень» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2‑е изд., т. 9, с. 130). Самой крупной державой по — прежнему была Могольская империя. Но если в течение XVII в. ее владения непрерывно росли, то в XVIII в. они непрерывно сокращались, к концу столетия охватывая лишь северную половину двуречья Ганга — Джамны и некоторые земли к западу от Джамны. Существование империи стало номинальным — в течение каких — нибудь тринадцати лет со дня смерти Аурангзеба, последнего Великого Могола, на престоле сменилось восемнадцать правителей, власть которых уже не внушала ни уважения, ни страха. «Этот несчастный король, — писал об одном из них Э. Берк, — беглец, гонимый с места на место, то император, то узник. За него возносят моления в каждой мечети, в которой строят козни против его же власти, его имя чеканится на монетах, за которые его продают».

Ослабление централизованной власти, сдерживавшей сепаратистские устремления индийских князей, послужило как бы сигналом ко вспыхнувшей с неожиданной силой и ожесточенностью междоусобной войне. Расстановка сил постоянно менялась, вчерашний сюзерен сегодня превращался в вассала, и наоборот. Индия XVIII столетия напоминала зоологический сад со снесенными решетками клеток и без сторожей, как отмечают индийские историки Н. К. Синх и А. И. Банерджи.

Однако распад Могольской державы имел и позитивные результаты. Вместо империи, разнородной по этническому, религиозному и лингвистическому составу населения, стали возникать новые государственные образования, более стойкие и жизнеспособные, складывавшиеся на базе одной народности. Таковы Бенгалия, Майсор и в особенности Махараштра и Пенджаб, игравшие в XVIII в., так же как и во второй половине XVII в., наиболее заметную роль в политической жизни страны. Уже в XVIII в. культура этих областей начинает восприниматься как культура национальная.