Том 4. Литература XVII в.

Однако главнейшим новым течением духовно — эстетической культуры (литературы и искусства), продвигавшейся на волне Контрреформации, стало барокко. Ему было суждено в иноземной среде, во многом отличной от среды западноевропейских истоков этого течения, не только покорить умонастроения и литературные вкусы, но и приспособиться к ним.

Уже на Западе утилитарные религиозно — политические задачи Контрреформации и художественные проблемы барокко в ряде случаев оказались не идентичными. Контрреформация, при всей ее целеустремленности и силе, никак не могла повернуть колесо истории вспять. Восстанавливая авторитет папства, она не могла реставрировать Средневековье, потому что тот феодализм, которому она служила, сам уже достаточно далеко ушел и экономически, и политически, и идеологически от средневекового типа своего развития. Феодализму удалось временно восторжествовать над поднимающейся буржуазией, но только ценой неизбежного сближения с нею и восприятия ее достижений. Кроме того, феодальный строй для продления своего исторического существования стремился теперь преодолеть собственное наследие политической раздробленности и возглавить новые процессы национального формирования при помощи создания больших абсолютистских монархий и многонациональных империй.

Развивая барочные идеи и стилистические формы в борьбе с ренессансными традициями, европейские литературы также не могли восстановить свой средневековый облик целиком, да и не стремились к этому, как в свое время Ренессанс в яростной борьбе со Средневековьем не мог вернуться ни в своей идеологии, ни в творческой практике ко временам идеализированной им Античности. Кризис гуманистических взглядов и разочарование в культе человека были не в состоянии смениться культом разума, и поэтому между Ренессансом и Просвещением пролегала эпоха барокко со свойственным ей новым укреплением никогда, впрочем, не исчезавшего полностью культа бога. Это были необходимые пределы тех идеологических абстракций, от которых вообще не могло отказаться в Европе ни социальное, ни личное сознание всей феодальной формации.

Свойственные мироощущению барокко трагизм, сознание обреченности в борьбе со злом и непрочности бытия, мучительное чувство неизбывности противоречий внутреннего мира человека и неизбежности страданий, присущая стилю барокко концентрация изображений болезненных страстей и ужасов, мистических аллегорий и натуралистических деталей, изощренный эстетизм формы с его причудливой метафоричностью — все это вовсе не было типичным ни для идеологии, ни для эстетики Средневековья. Теологическое мировоззрение средневековых обществ отличалось относительно устойчивым и целостным типом идеологических понятий, для которых характерным было представление о мире и о душе как о средоточии борющихся сил бога и дьявола, Христа и Антихриста, благочестия и греха. Свойственное человеку «самовластие» обеспечивало для него, как тогда казалось, надежную возможность избрать единственно верный «путь спасения» и, следуя церковным поучениям, снискать себе «вечное блаженство». Такая дуалистическая схема сознания и такая стоявшая перед личностью проблема выбора не приобрели характера внутреннего трагического конфликта, потому что общественной мысли Средневековья далеко еще не было присуще представление об индивидуальной ценности личности. Напротив, общественная мысль исходила из того реального явления, что личность в известной степени поглощалась и унифицировалась господствующей сословно — корпоративной организацией жизни, проявляющейся в преобладании разных по социальной природе, но однотипно ориентированных по отношению к человеку ассоциаций (придворно — рыцарских, церковно — монастырских, буржуазно — цеховых, общинно — крестьянских). Именно эта социально — идеологическая ситуация Средневековья сильнее всего повлияла на облик европейских средневековых литератур, породив устойчивые литературные традиции и в значительной мере задержав развитие индивидуального творчества.

Средневековая «божественная» гармония мира обеспечивала многовековую устойчивость христианского оптимизма. Эпоха Ренессанса свела этот оптимизм с «небес» на «землю», глубоко видоизменила его природу, преодолела корпоративность и авторитарность сознания, выдвинув на первый план общественной мысли проблему личности. И этот идеологический переворот оказал огромное влияние на развитие литературы и искусства Нового времени. В то же время гуманистическое мировоззрение способствовало развитию того индивидуализма, который впоследствии оказался весьма слабой опорой для его философских и политических убеждений.

Трагизм барочного мироощущения возник на развалинах «гуманистической» гармонии Ренессанса и в борьбе с нею. Однако, ниспровергая «человека» как мерило всех вещей и снова обращаясь к привычному богу, мир барокко уже не мог отказаться от однажды достигнутого, отвечавшего исторической действительности и закрепленного в литературе представления о личности, о ее месте в «мире божьем», о ее внутренней жизни. Пессимизм и рефлексия барокко были явлением новым, не свойственным ни Ренессансу, ни Средневековью. Отныне не было уже возврата к гармонии «мира и человека», какой бы она ни была по своей идеологической природе (церковной или антицерковной), так как конфликты мира, пусть еще абстрактные, проникли в душу человека, потрясли ее и даже начали восприниматься как ее неотъемлемые свойства.

В процессе развития мирового искусства барокко знаменовало возрождение символического цикла. Но многозначные и произвольные символы барокко, существенно отличаясь от ограниченной и прямолинейной символики Средневековья, пролагали пути для эстетической индивидуализации литературного творчества.

Историческая ограниченность барокко состояла не столько в том, что оно привлекалось Контрреформацией как одно из средств идеологической борьбы и в русле этого движения отвечало задаче восстановления некоторых средневековых феодально — религиозных традиций, сколько в том, что барокко уже показало средствами искусства и литературы экстатическое противоборство душевных сил человека, но не могло еще проецировать свое трагическое мироощущение на коллизии социальной действительности и продолжало рассматривать их как «вечные» конфликты духа. И тем не менее, освободив внутренний мир личности от господства утопической гармонии (с неизбежными издержками в сторону пессимистических эмоций), барокко вступило на тот путь идеологического развития, который проходил далее через новое обожествление человеческого разума и двигался затем к новейшему реалистическому искусству со свойственным ему познанием диалектики души.