Том 4. Литература XVII в.

Исторические судьбы народа отразились на судьбах литературы. Бурное ее развитие постепенно угасает с середины XVII в. в результате общего упадка, переживаемого страной. Особую роль сыграло утверждение Контрреформации: наступает время насильственного насаждения единомыслия в его католической форме, процессов инквизиции, публичного сожжения книг, свирепствования цензуры.

В первые десятилетия XVII в., когда продолжают творить писатели, дебютировавшие в минувшем столетии, ренессансное направление еще играет видную роль, но, постепенно ослабевая, оно нередко переплетается с тенденциями маньеризма и барокко, приобретающими со временем доминирующее значение. На общем фоне выделяется «Собрание ритмов» (1612) Кацпера Мясковского (ок. 1550–1622). В стихах I части его сборника чувствуется влияние Горация, слышатся отзвуки важных событий современности. Религиозная лирика, составляющая II часть сборника, отличается уже характерным для барокко переплетением христианских мотивов с античной мифологией, а в области стиля — появлением синтаксической усложненности.

Ведущим писателем позднеренессансного направления был Шимон Шимонович (1553–1629), снискавший своей поэзией на латинском языке европейскую известность, а на родине получивший имя «польского Пиндара». Однако и его лирика последнего периода (на польском языке) не избежала новых влияний. В 1614 г. выходят его «Идиллии», увековечившие имя поэта в истории польской литературы и оказавшие большое воздействие на национальную поэзию XVII–XIX вв. Использование античных традиций (идиллии Феокрита, эклоги Вергилия) сочетается у Шимоновича с тенденциями ренессансной «ученой» поэзии: элементы рефлексии проступают в насыщенном лиризмом повествовании, накладывают отпечаток на сюжетное развитие, проявляются в системе художественной образности. В результате идиллии приобретают скрытый философский смысл, отображая или символизируя наблюдения поэта, его размышления о действительности и ее несоответствии мечте, его поэтические грезы. В идиллиях Шимоновича античность нередко органически переплетается с польским и украинским фольклором, а наряду с традиционными аркадскими персонажами и коллизиями появляются яркие бытовые сцены из польской действительности, иногда с элементами социальной критики («Пастухи», «Поклонники», «Калачи», «Жницы» и др.). Идиллии Шимоновича пользовались большой популярностью и вызывали много подражаний. Наиболее значительным его последователем был Ян Гавиньский. В дальнейшем этот жанр развивался в русле барокко, отзвуки которого появляются уже в идиллиях Шимоновича.

Переплетение эстетических тенденций Возрождения и барокко характерно и для литературной теории переходного периода. В тех школах, которые до 50‑х годов XVII в. еще находились в ведении сторонников Реформации (кальвинистов, лютеран, ариан), по — прежнему сильное воздействие оказывали эстетические концепции западноевропейского Возрождения. Значительное влияние в этом отношении имели ариане — «Польские братья», как наиболее радикальное и рационалистическое течение польской Реформации, отделившееся от кальвинизма (1562). В отстаивании ренессансной поэтики особая роль принадлежала школам обосновавшихся в Польше «Чешских братьев» и их идейному вождю — гуманисту Я. А. Коменскому, который, однако, не избежал барочных влияний. Ведущую роль ренессансная теория сохранила также в академиях — Краковской, Виленской и Замойской. Взаимопроникновение ренессансных и барочных тенденций отражено в воззрениях видного ученого и поэта Мачея Казимежа Сарбевского, снискавшего европейскую славу «христианского Горация». Иезуит, доктор философии и теологии, впоследствии профессор Виленской академии и придворный проповедник короля Владислава IV, М. К. Сарбевский (Сарбевиус, 1595–1640) был автором известной поэтики, написанной на латинском языке, по — видимому, между 1619 и 1626 гг. Концепция Сарбевского вызвала оживленную полемику среди европейских ученых и оставила след в европейской мысли того времени. Традиции Аристотеля (философско — познавательный характер поэзии, универсальность отображаемых ею истин) переплетаются у Сарбевского, а нередко и вступают в противоречие с идеями, идущими от Платона, связанными с представлениями о созидающем характере поэзии, независимой от реальности, о творческой роли поэта — первооткрывателя. Последнее уже шло вразрез с идеологической доктриной иезуитов, постулировавших подражательно — отображающую функцию искусства. Сарбевский также отстаивал лирику, отвергаемую иезуитами как недопустимое обнажение «греховных» чувств и устремлений. Если в оценке и классификации поэтических родов и жанров Сарбевский в основном выступает как продолжатель ренессансной теории, то его рассуждения о поэтической идее, о художественном видении более характерны для барочных представлений (теория противоречия в гармонии, преодолеваемого и уравновешиваемого творческой изобретательностью поэта, достигающего в результате эффект неожиданности, которая приводит читателя в изумление, вызывает восхищение и восторг). В то же время пальму первенства в эпике Сарбевский отдает Вергилию и Гомеру (идеал ренессансных поэтов), что противоречит и доктрине его ордена, отвергающего «языческое» искусство (впрочем, в другом месте Сарбевский утверждает, что только христианин может быть истинным поэтом). Нарушая старые традиции европейских поэтик, Сарбевский в качестве примеров использует образцы для подражания не только античной литературы. Знаменательно, что Я. Кохановского он ставит выше Петрарки, Марино и даже своего любимого Ронсара, утверждая, что в некоторых творениях поэт польского Возрождения достигает высот Горация.

В теории Сарбевского сталкиваются идеи Возрождения и Контрреформации, идеалы античности и барокко. Может быть, это было связано с положением автора как преподавателя иезуитского коллежа, может быть, это было естественным следствием попытки теоретического синтеза национального своеобразия литературы с представлениями об античном совершенстве поэтических форм, шедевров «языческого» искусства — с идеологическими постулатами иезуитов. Как писатель, Сарбевский в совершенстве владеет средствами поэтической экспрессии высокого барокко, что уже в глазах западноевропейских современников ставило его в один ряд с крупнейшими поэтами этого направления. Во время своего пребывания в Риме (1622–1625) Сарбевский был увенчан папой Урбаном VIII лавровым венком поэта — лауреата. Еще при жизни Сарбевского в Европе вышло более 60 изданий его поэтических сочинений, причем титульный лист издания 1632 г. был выполнен Рубенсом. В его творческом наследии — панегирики, написанные в честь видных государственных и церковных деятелей, оды, религиозная лирика, философская, рефлексивная поэзия, элегии, эпиграммы. Своей европейской известностью Сарбевский в немалой степени был обязан латинскому языку, на котором он писал. Отзвуки лирики Сарбевского зазвучали в латинской поэзии Польши, представленной рядом известных в свое время поэтов.