Адриан Голдсуорти - Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Поэты отражали почти всеобщее желание вернуться к миру и стабильности после стольких лет смуты и насилий. Идеология играла лишь небольшую роль в этих конфликтах. Брут и Кассий объявили, что борются за свободу, однако вели себя так же, как и другие военные предводители того времени. Важно также то, что они потерпели поражение и погибли. Последние из уцелевших заговорщиков пали как сторонники Антония, сражаясь за одного триумвира против другого. Такие головокружительные перемены позиции были обычным делом для участников гражданской войны всех уровней. Подавляющее большинство стремилось теперь просто выжить и сохранить свое имущество. Люди помнили, с какой легкостью молодой Цезарь осудил на смерть взятых в плен при Филиппах и в Перузии, однако правдой было и то, что избежало смерти гораздо больше народу, чем погибло. Спустя годы говорили, что многие близкие друзья выступили против него, последовав за Антонием, однако сумели сменить лагерь до или после битвы при Акции. [341]

Та «свобода», которую провозгласили заговорщики, более не обладала такой притягательностью даже для аристократов, которые надеялись насладиться ею. О ней вновь заговорят как о романтической мечте сенаторы, подобные историку Тациту, который жил при императорах и никогда не позволял ностальгии по «свободе» изменить свое восприятие окружающей действительности. У него, по крайней мере, было мало иллюзий по поводу последних жестоких десятилетий «свободной» республики. В 30 г. до н. э. никто не питал каких-либо иллюзий на сей счет, поскольку слишком многие погибли, выбрав не ту сторону или не выбрав вообще никакой.

Республику раздирали раздоры и насилие – еще жили в памяти Союзническая война и марш Суллы на Рим, а кровавые события при жизни самого Цезаря были еще более жестокими и длительными. Никто уже не мог вспомнить времени, когда политика не была бы сопряжена с насилием или хотя бы его угрозой. Легко сосредоточиться на одних только крупных аристократических фамилиях, и мы увидим, что потери в их рядах были ужасающие, но то же самое можно сказать и о менее знатных семействах, которых в сенате тоже хватало. Такое множество смут и смертей разбило их политические идеалы, разорвало старые связи дружбы и родства и даже обуздало врожденные аристократические амбиции. Сенаторы, подобно остальным людям, хотели мира больше, чем чего-либо другого.

Сообщение о смерти Антония зачитали на заседании сената, на котором председательствовал консул-суффект Марк Туллий Цицерон. Сын и тезка великого оратора, младший Цицерон сражался на стороне Помпея против Юлия Цезаря при Фарсале, на стороне Брута против триумвиров при Филиппах, а затем присоединился к Сексту Помпею. Он возвратился в Рим в 39 г. до н. э., когда проскрибированные получили прощение, и снискал достаточное расположение у Цезаря, чтобы его избрали на место консула 30 г. до н. э., когда тот сложил полномочия. Ему исполнилось только тридцать пять лет, но в то время это обстоятельство имело мало значения. Другой консул этого года Марк Лициний Красс – внук союзника Юлия Цезаря, который привел свою армию в 53 г. до н. э. к катастрофе при Каррах, – был столь же молод. До недавнего времени он принадлежал к числу сторонников Антония, однако сумел удачно сменить лагерь. И Красс, и Цицерон продолжали управлять провинциями, причем первый из них провел успешную войну во время своего наместничества в Македонии. Старые имена возвращались, но обстановка уже не была прежней. Цезарь стал в 30 г. до н. э. консулом в четвертый раз, а в 29 г. – в пятый.

По иронии судьбы Цицерон оказался среди тех, кто услышал о самоубийстве человека, который приказал предать смерти его отца. Цезарь дал согласие на это, однако Антония больше обвиняли в случившемся, что вполне естественно, поскольку именно он велел выставить отрубленные голову и руку оратора на всеобщее обозрение. Весть о битве при Акции побудила сенат назначить Цезарю в качестве награды триумф, а смерть Антония и Клеопатры и захват Египта – добавить к нему еще один. Это были лишь некоторые из почестей, которые присудили отсутствующему победителю. Сенат принял решение водрузить в различных местах Форума носы кораблей Антония, построить арку в ознаменование победы и увековечить память о ней новыми празднествами. Имя Цезаря стало упоминаться в молитвах всех римских жрецов, а также весталок и даже во время трапез в частных домах полагалось совершать возлияния в его честь. Готовность, с которой исполнялось последнее – конечно, без специального принуждения со стороны властей, – является еще одним свидетельством того отчаянного стремления к миру и надежды на то, что Цезарь его обеспечит. [342]

В соответствии с другими решениями ему даровались новые полномочия, в том числе и судебные. Цезарь отказался от некоторых этих почестей. Говорили, что особенно он гордился ритуалом, совершенным 11 января 29 г. до н. э. Он состоялся в небольшом арочном храме Януса Гемина на Форуме. Этот древний бог дверей и ворот изображался с двумя ликами, одно лицо смотрело вперед, а другое – назад. Он ассоциировался с началом вещей, поэтому в честь него часто в январе совершались обряды, когда начинается год. Торцы храма имели форму бронзовых дверей, которые были всегда открыты, когда государство вело войну. А поскольку римляне почти постоянно с кем-то воевали, то двери оставались открытыми много лет подряд.

Теперь же сенат постановил провести церемонию официального закрытия дверей в знак того, что после победы Цезаря мир восстановлен. Он объявил, что ритуал, известный как augurium salutis , должен состояться, хотя этого так и не произошло вплоть до 28 г. до н. э. Такой ритуал исполнялся только во время мира, и ждали благоприятных знамений богов, чтобы молитвы за благополучие римского народа возносить в подходящее время. Оба обряда, похоже, как и ритуал фециалов при объявлении войны Египту, были архаическими и отчасти сочиненными – по крайней мере в том, что касалось деталей церемонии. Тем не менее это укрепило чувство сопричастности далекому прошлому, времени процветания и успехов Рима, еще не запятнанному гражданскими войнами. [343]

Сенаторы, как и подавляющее большинство их сограждан, жаждали мира, а потому проигнорировали продолжавшиеся кампании в Испании и Галлии, когда отдавали распоряжение совершить упомянутые ритуалы. Если многие и голосовали за эти и другие почести Цезарю из подхалимства – точно так же, как и в случаях присуждения наград его приемному отцу, – то все равно они питали искреннюю надежду на стабильность. То, что высшая власть оказалась в руках одного человека, в 29 г. до н. э. не воспринималось как что-то шокирующее – как это было почти двадцать лет назад, когда Юлий Цезарь победил Помпея. В то время многие аристократы сочли господство диктатора неприемлемым. Мир, установившийся после окончательной победы Юлия Цезаря в Испании в 45 г. до н. э., продлился недолго, как и периоды надежды в 40 и 36 гг. до н. э. Хотя стремление к стабильности стало куда бо́льшим, чем в прошлом, оно, как это многие понимали, могло быстро ослабеть. Немало зависело от молодого Цезаря и того, что он будет делать. В тот момент он находился на Востоке и возвратился в Италию только летом 29 г. до н. э. Все сенаторы и остальное население могли только ждать и надеяться.