Георгий Бердников - Том 3. Литература эпохи Возрождения: XIV — первой четверти XVII вв.

С середины 30-х годов вместе с широчайшим распространением гуманистических идей происходит переориентировка французского гуманизма в вопросах веры. Евангелизм, Реформация, оставив гуманистические штудии, становятся агрессивной религиозно-политической доктриной, собирая под свои знамена внушительные общественные силы. Их знаменем становится Кальвин и его суровое учение. Перед лицом конфессионального раскола гуманисты оказываются вынужденными сделать выбор. Многие из них сохраняют верность Реформации, видя в ней более справедливую общественную и духовную концепцию. Других непримиримый ригоризм Реформации отталкивает, в нем они усматривают измену пафосу возрождения античной культуры и ее идеалов. Таким образом, французские гуманисты попадают в оба враждующих лагеря. Вопросы веры, их острая постановка, приобретающая политический характер, дают толчок расцвету гуманистической публицистики.

Но публицистичность стала одной из примет французского гуманизма и — шире — французской ренессансной литературы уже с 30-х годов XVI столетия, окрасив творчество двух крупнейших писателей первой половины века — Маро и Рабле.

В своем развитии французская поэзия XVI в. проходит несколько этапов. Первый охватывает раннее Возрождение и длится до конца 20-х годов. Это время, когда еще силен авторитет поэтической школы «великих риториков» (названной так потому, что ее представители видели в поэзии своего рода вторую риторику, т. е. красноречие, облеченное в замысловатую стихотворную форму). Правда, литературная деятельность наиболее известных из них принадлежит прошедшему столетию. Жорж Шателен умирает в 1475 г., Жак Мешино — в 1491 г., Октавьен де Сен-Желе — в 1502 г., а Жан Молине — в 1507 г. Однако в первой четверти XVI в. в зените творческих сил находятся такие примыкавшие к этой поэтической школе писатели, как Гийом Кретен (1460–1525), Пьер Гренгор (1475–1538; этого поэта В. Гюго увековечил в «Соборе Парижской богоматери», совершенно видоизменив, однако, его внутренний облик: реальный Гренгор был не утонченным представителем богемы, а положительным, склонным к рассудочным нравоучениям буржуа), Жан Маро (ок. 1450–1526) и Жан Лемер де Бельж (1473 — ок. 1525).

Поэтическая продукция «риториков» состояла по преимуществу из так называемых стихов на случай, воспевающих различные примечательные события в жизни венценосных покровителей и преподносимых в дар по поводу бракосочетаний, похорон или сборов в поход. Осуществлялись эти задачи педантично и тяжеловесно, посредством нагромождения мифологических сравнений и исторических параллелей, часто безлично, в виде риторической разработки общих мест. В своих стихотворных сочинениях Шателен, Мешино и их последователи тяготели к иносказаниям, ибо воспринимали действительность не столько в ее непосредственно-конкретном своеобразии, сколько как отражение отвлеченных категорий. Отсюда — их пристрастие к аллегории.

«Риториков» отличало представление о форме как о чем-то существующем независимо от содержания. Именно в формальной отделке они и добивались прежде всего творческой оригинальности, воспринимая словесную и ритмическую виртуозность как самоцель. С этим связано их увлечение игрой слов, преодолением различных ритмических трудностей, пристрастие к рифмам-каламбурам, рифмам внутренним и удвоенным, аллитерациям. Последним поэты-риторики нередко старались придать некий скрытый, символический смысл. Так, например, Лемер де Бельж нанизывал на протяжении нескольких стихов слова, начинающиеся с буквы «ф», стремясь обозначить добродетели, отличающие французов.

Вместе с тем в формальных изысках «риториков», при всех их крайностях, отразилось и стремление расширить внутренние ресурсы поэтического языка, сделать его более красочным. Отчасти здесь преломлялось то тяготение к изощренной орнаментации, которое показательно для стиля поздней, «пламенеющей» готики. Интерес «риториков» к звуковой организации стиха (многие из них увлекались музыкой и дружили с музыкантами) отчетливо проявился в стихотворных жанрах с фиксированной метрической формой (вроде баллады, рондо, лэ, виреле). «Риторики» продолжали сохранять верность этим жанрам, характерным для средневековой поэтики.

Среди «риториков» и старшего и младшего поколений можно найти поэтов, обладавших незаурядным талантом. Так, например, в стихотворениях на случай Молине встречаются насыщенные неподдельной взволнованностью отголоски общественных бедствий. Ощущение противоречивости бытия получает своеобразное, гротескное по манере преломление в его же стихотворных фацециях. Октавьен де Сен-Желе в поэме «Обитель чести», облеченной в аллегорическую форму автобиографии, с трогательным лиризмом передает меланхолическое настроение, овладевающее им, когда он окидывает внутренним взором пройденный путь.

К тому же в литературной деятельности «риториков» обозначается определенная эволюция. Постепенно в произведениях представителей этой литературной школы начали пробиваться наружу все отчетливее ренессансные по своему духу художественные тенденции. Новые веяния сказываются, например, в «Путешествиях» Маро-Старшего (отца Клемана Маро). В стихотворных реляциях, посвященных Жаном Маро походам Людовика XII в Венецию и Геную, выражено пробуждающееся у поэта стремление воспроизводить непосредственные жизненные впечатления, рассказывать о реальных событиях, вводить в стихотворное повествование бытовые зарисовки.

Наиболее ярко эти предренессансные устремления проявились в творчестве Жана Лемера де Бельж. Об этом одаренном тонкой артистической натурой писателе можно сказать, что он, принадлежа к числу последних «великих риториков», был одновременно и одним из зачинателей Возрождения во французской поэзии. Жан Лемер был родом из бельгийской провинции Эно (отсюда и его прозвище), обучался стихотворному мастерству у одного из столпов «риторики» Жана Молине, состоял в качестве секретаря и историографа сначала при Маргарите Австрийской, а затем при королеве Франции Анне Бретонской (жене Людовика XII). Лемер трижды совершал путешествия по Италии и многое из этих поездок вынес. Он гордился тем, что одним из первых начал популяризировать во Франции Петрарку («доброго Петрарку, истинного знатока в вопросах любви»). Он полюбил творчество Данте и Боккаччо, читал итальянских петраркистов XV в., увлекался музыкой, живописью, скульптурой. Из античного наследия Лемер воспринял светский дух, жизнелюбие, его стремление к художественному совершенству.

В своих двух «Посланиях зеленого возлюбленного» (1505) Лемер разрабатывал галантный сюжет. В этом произведении традиции куртуазной поэзии сочетаются с подражанием Овидию, а местами оно непринужденностью, изяществом и остроумием предвосхищает некоторые из будущих посланий Клемана Маро. Патриотическими устремлениями отмечено монументальное прозаическое сочинение Лемера — его «Прославление Галлии и удивительных судеб Трои» (1511–1512). Подробнейшие исторические изыскания, которые возводят родословную французских королей через правителей Трои чуть ли не к библейскому Ною, сочетаются здесь с отступлениями художественного порядка (особенно поэтичны и стилистически выразительны описания любовных приключений Париса). В «Согласии двух языков» (1513) Лемер ратует за взаимное обогащение итальянской и французской культур. Чисто языческим упоением земными радостями проникнут его «Храм Венеры» — поэма, вошедшая в состав «Согласия». Один из лейтмотивов произведения — торжество жизни, при всей ее скоротечности, над смертью, восхваление природы, призыв наслаждаться ее дарами — предвосхищает темы, к которым затем обращался Ронсар и другие ренессансные поэты. И Ронсар, и Дю Белле отмечали заслуги Лемера. Маро же по поводу «Прославления Галлии…» заявил, что в творчестве создателя этого произведения возродилась «душа грека Гомера». Эти слова свидетельствуют об уважении, которое Маро питал к своему предшественнику.