Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Большая часть ОВРа состояла из торговых и рыболовных судов, призванных по мобилизации во время финской кампании. Они обладали высокими мореходными качествами, но были малопригодны для боевого использования либо из-за малых скоростей, либо из-за большой осадки.

Соединения ОВРа в то время представляли собой новые формирования не только на Северном, но и на других флотах. В их задачу входила борьба с минами, подводными лодками и торпедными катерами для обеспечения безопасного плавания транспортов и боевых кораблей в прибрежной зоне моря. Реализация этой задачи требовала большой затраты сил и средств.

Для действий против подводных лодок в районе, прилегающем к базе, предназначались малые охотники— быстроходные и маневренные корабли с деревянными корпусами. Они были вооружены двумя универсальными 45-мм орудиями, двумя 12,7-ми зенитными пулеметами, большими и малыми глубинными бомбами. Командовали охотниками только что выпущенные из училища лейтенанты — молодые, жизнерадостные и смелые люди. К сожалению, катера МО имели на вооружении довольно-таки несовершенную гидроакустическую аппаратуру типа „Посейдон“ и плохо „слышали“ лодки, находящиеся под водой. Выходить из Кольского залива они могли при волне не свыше трех баллов, так как проектировались для закрытых морских театров как корабли погранохраны, предназначенные для действий в прибрежных водах».

Подчеркнул по тексту чтобы показать: слабоваты были малые охотники для океанской волны. Но, ведь, воевали же! Да, еще как!

К ранней редакции решил сделать небольшое дополнение. Военному кораблю с деревянным корпусом, не страшны электромагнитные мины. Перед самой войной у нас было свернуто производство тральщиков с деревянными корпусами против подобной немецкой заразы. Хотелось бы заметить, что данные мины удобно было применять, именно, в мелководном Балтийском море. В таком случае и малые охотники с деревянными корпусами , целесообразно было бы использовать на мелководье. Однако, почему-то, отправили на Север в глубоководное Баренцево море под напор могучих волн. Видимо, посчитали, что везде, мол, вода соленая.

«Для борьбы с подводными лодками в более удаленных районах моря предназначались переоборудованные из рыболовных траулеров сторожевые корабли. Все их вооружение составляли два 45-мм орудия и два пулемета, они могли брать на борт до трех десятков глубинных бомб. Никаких гидроакустических устройств у них не было. (Значит, бомбили подлодки на авось, лишь бы отпугнуть. — В.М .) Правда, были у нас три сторожевика типа „Ураган“ — корабли специальной постройка и с хорошим вооружением, но мы не решались выпускать их далеко в море из-за большого износа механизмов и корпусов…».

Понятна озабоченность и Арсения Григорьевича и Василия Ивановича. Перефразируя высказывание царя Пирра, можно было сказать, что еще одно морское учение Северного флота и воевать будет не на чем. Кроме того, Василий Иванович сетует, насколько не была продумана структура управления организацией боевых кораблей. Это, ведь, все он приводит по мобилизационному предписанию, которое вступило в силу с началом войны.

«Для создания позиционных противолодочных преград на подходах к базам использовались сетевые и минные заградители. Поскольку сети предназначались только для защиты от подводных лодок, то отнесение сетевиков к силам противолодочной обороны и подчинение их ОВРу споров не вызывало. Другое дело минные заградители, в боевом использовании которых нуждались многие соединения флота. Однако и они организационно входили в состав нашего соединения. Случалось, что в ОВР включали корабли, заведомо не имеющие отношения к выполнению функций охраны водного района главной базы. Так было с пассажирским теплоходом „Кооперация“ и с ледокольным пароходом „Дежнёв“. Включали только потому, что для решения задач, ставившихся перед другими соединениями, они подходили еще меньше.

Кроме противоминной, противолодочной и противокатерной обороны на ОВР возлагалось и оповещение флота о появлении сил противника в границах вод главной базы и о налетах его авиации со стороны моря. Для этой цели на побережье была развернута сеть постов наблюдения и связи. На ОВР возлагалась также задача по охране транспортов и боевых кораблей, стоящих на рейде и в гаванях. Для этого предписывалось выставлять противокатерные боновые заграждения, а к ним подвешивать плетенные из стальных тросов противоторпедные сети, держать закрытыми входные ворота, регулировать движение кораблей и судов по фарватерам».

Это все наболевшее, бывший в ту пору, капитан первого ранга Платонов сообщает нам неспроста. По мобилизационному предписанию с началом военных действий, он, как заместитель командующего флота становился командующим ОВР (Охрана водного района). Поэтому и перечисляет все те просчеты высшего и местного руководства, в том числе, которые выявились с началом войны. Но это только преддверие той истории, которая произошла с Василием Ивановичем.

«Вечером 15 июня меня срочно вызвал А.Г. Головко. Выяснилось, что час назад заместитель наркома корпусной комиссар С.П. Игнатьев сообщил ему, что начальник управления кадров полковой комиссар А.В. Зорин уходит на учебу. На его место предлагалась моя кандидатура. Арсений Григорьевич пытался возражать, мотивируя отказ сложностью оперативной обстановки на морском театре, но его доводы не были приняты во внимание. Мне было приказано на следующий же день выехать в наркомат для предварительных переговоров».

Дело, конечно же, не в сложности оперативной обстановки, хотя её, тоже нельзя сбрасывать со счетов, а в том, о чем сказано выше. Платонов с момента начала боевых действий становится командующим ОВР. На него возлагается огромный круг обязанностей, с которыми только он, как заместитель командующего флотом, в состоянии справится. И об этом, конечно же, знает Головко, и всячески противится решению Москвы. Кем он должен заменить внезапно выдернутого из обоймы командования Северным районом подготовленного человека, каким являлся Василий Иванович Платонов. И это накануне грозных событий — на что особо напирал Головко. Но с московским начальством много не поспоришь. Платонов убывает в Москву.

«Уже тогда из Мурманска в столицу ходил фирменный экспресс „Полярная стрела“… Мысли снова и снова возвращались к цели неожиданной командировки. Я пытался найти ответы на мучившие меня вопросы: ктопредложил мою кандидатуру, почему именно меня, а если осуществится предполагаемое, справлюсь ли я? Так и не найдя подходящего ответа, решил положиться на совет старинной русской поговорки „утро вечера мудренее“.