Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Эта статья имела большой резонанс. Маркс, которому Даниельсон послал ее для отклика, поздравил его с оригинальностью подхода и благославил на продолжение в том же духе [150].

Однако Даниельсон не нуждался в одобрении. Он настойчиво продолжал собирать фактический материал и бомбардировать Маркса, а после его смерти — Энгельса, скучными письмами, заполненными статистикой, подтверждающей безрассудство экономической политики правительства. Голод 1891-92 годов утвердил его в правильности своей позиции. На следующий год он переиздал в виде книги статью 1880 года, дополнив ее новыми исследованиями, также посвященными анализу влияния капиталистического способа производства на сельское хозяйство России. Цель его «Очерков…» заключалась в том, чтобы доказать, что в России капитализм выполняет исключительно деструктивную функцию.

Некоторое время российская экономическая литература была заполнена материалами о кризисе в кустарной промышленности, сохранение которой многими специалистами считалось существенно важным для наличия крепкой сельской экономики. Поскольку в российском климате сезон сельхозработ относительно короток (в Московской области он длится меньше шести месяцев), российские крестьяне традиционно пополняли свои доходы путем торговли простыми потребительскими товарами — текстилем, скобяными изделиями, кухонной посудой, музыкальными инструментами; все это продавалось в деревнях и на рынках небольших городов. На кустарную промышленность, как правило, смотрели как на часть народного, а не капиталистического сектора национальной экономики, поскольку ее производителю принадлежали как средства производства, так и конечный продукт. Тот дополнительный для крестьянина доход, который он получал от кустарной мануфактуры, исследователи крестьянской экономики считали обязательным для поддержания крестьянского бюджета. Но для того чтобы сохранить кустарное производство, необходимо было ограничить рост капиталистической промышленности, которая благодаря большей эффективности производства, грозила раздавить своего примитивного конкурента. Все эти соображения служили российским экономистам и публицистам 1870-х и 1880-х годов дополнительными аргументами, которые они использовали в своем противостоянии проводимой правительством экономической политике.

Еще до того, как Даниельсон опубликовал свою книгу, поднятые им вопросы в гораздо более отчетливой форме были сформулированы В. Воронцовым. Доводы Даниельсона привлекли к себе внимание тем, что устанавливали причинную связь между ростом капиталистической индустрии и голодом. Даниельсон придерживался той точки зрения, что в России, с ее общинной системой землевладения, отделение промышленности от сельского хозяйства, в каком бы виде оно ни выступало, грозило разрушительными последствиями и крестьянству, и самой капиталистической промышленности.

Оперируя данными по функционированию текстильной промышленности, Даниельсон показал, что создание огромных машинизированных прядильных фабрик привело к столь существенному снижению цен на ткани, что прядильное и ткацкое производство, которым по традиции занимались крестьянские домашние мануфактуры, стало невыгодным. Будучи не в состоянии конкурировать с московскими фабриками, крестьяне центральной России оказались перед необходимостью забросить прялки и ткацкие станки. Но тем самым они не только лишили себя важной статьи дополнительного дохода, но и были вынуждены покупать в магазине ту самую ткань, которую раньше производили в домашних условиях. В результате чего их доходы уменьшились, а расходы возросли. То же самое происходило и в других отраслях кустарной промышленности. Для того чтобы восполнить образующиеся потери и заработать необходимые для жизни деньги, у крестьянина был единственный выход — предельная эксплуатация единственного оставшегося у него производственного ресурса — земельного надела. В этих условиях он не мог больше позволить себе оставлять под паром часть земли и доводил ее до состояния истощения. В случае нехватки денег он вынужденно продавал семенной фонд или зерно, необходимое для пропитания семьи. Затем — крупный рогатый скот и орудия труда. И, в конце концов, когда уже нечего было продавать, он уходил из деревни и бродил по стране в поисках работы. Именно таким путем развитие капиталистической промышленности приводило к безработице среди сельских жителей. И это при том, что она не могла компенсировать рожденную ею безработицу предоставлением рабочих мест, поскольку технический прогресс позволял увеличивать эффективность производства не увеличивая количество рабочих. По подсчетам Даниельсона функционирование текстильной промышленности Европейской России полностью обеспечивали 370 ООО фабричных рабочих, заменившие собой десятки миллионов независимых производителей, ранее временно занятых в кустарной текстильной промышленности. В результате:

«По мере захватов производимых капитализмом разных отраслей промыслов, по мере освобождения рабочих сил, не находящих себе приложения, по мере экспроприации непосредственных производителей от средств производства крестьянству не оставалось ничего другого, как извлекать все средства существования из земли. Но и земля, не получая ничего взамен того, что у нее бралось из года в год, истощалась все более и более, и совпадение некоторых неблагоприятных стихийных условий вызвало то, что подготовлялось исподволь целым рядом общественно-хозяйственных условий: земля не произвела ничего. Таким образом голод есть непосредственное последствие несоответствия формы, которую приняла наша промышленность за последние тридцатилетия. Вместо того чтобы твердо держаться наших вековых традиций; вместо того чтобы развивать принцип тесной связи средств производства с непосредственным производителем, унаследованный нами; вместо того чтобы воспользоваться приобретениями западноевропейской науки и приложить их для развития формы промышленности, основанной на владении крестьянством орудиями производства; вместо того чтобы увеличить производительность его труда сосредоточением средств производства в его руках; вместо того чтобы воспользоваться не формою производства, а самою его организациею, какою она является в западной Европе, с ее сильно развитым сотрудничеством, разделением и сочетанием труда, машинами и пр. и пр.; вместо того чтобы развить тот принцип, который лежит в основе крестьянского землевладения, и приложить его в область крестьянского землепользования; вместо того чтобы для достижения этого открыть крестьянству широкий доступ к овладению научным знанием и его приложением: вместо всего этого мы стали на путь совершенно противоположный. Мы не только не воспрепятствовали развитию капиталистических форм производства, несмотря на то, что они основаны на экспроприации крестьянства, но, напротив того, всеми силами постарались содействовать коренной ломке всей нашей хозяйственной жизни, ломке, приведшей к голоду 1891 года» [151].