Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Атака Михайловского на Струве и других социалдемократов вызвала с их стороны ответный огонь. Среди множества откликов был один, написанный В. И. Ульяновым (Лениным), неизвестным молодым юристом, приехавшим из Самары в Санкт-Петербург всего за несколько недель до того, как была опубликована рецензия Струве. Весной 1894 года Ленин написал книгу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Политическая идеология автора этой работы еще не имела четкой ориентации и, можно сказать, находилась где-то между бланкизмом-якобинством и социал-демократией. В ходе критики Михайловского («друга народа») и других приверженцев «Русского богатства» Ленин встал на защиту Струве [182]. Эта работа Ленина, напечатанная очень мелким шрифтом и размноженная посредством копировальной машины, была доступна очень небольшому количеству читателей, и если бы не последующая политическая карьера ее автора, она упоминалась бы лишь в специализированных исторических библиографиях.

Весной 1894 года раскол в радикальном лагере стал уже явным. И суть разногласий заключалась в расхождении во взглядах не на второстепенный вопрос о крестьянской общине, как это часто утверждают, а на сложные проблемы, не потерявшие своего значения и в наше время. На повестке дня стояли базовые философские и экономические вопросы: является ли история объективным процессом, абсолютно не зависящим от человеческих устремлений? Существует ли один, обязательный для всех стран, ход исторического развития? Является ли капитализм в тех странах, которые индустриализуются позже, возможным? желательным? неизбежным? Поможет ли он сократить сельское население и повысить жизненный уровень в стране? Струве и вместе с ним большинство социал-демократов отвечали на эти вопросы утвердительно и без каких-либо оговорок. Их оппоненты оставляли эти вопросы открытыми — отвергая историческую неизбежность, они предпочитали ей комбинацию из «объективных» и «субъективных» факторов и были убеждены в существовании множества альтернативных форм экономического развития, часть которых, как они полагали, особенно подходит для России.

При этом спор шел не столько между враждующими друг с другом «народниками» и «марксистами», сколько между двумя марксистскими фракциями — двумя группами, придерживавшимися разных концепций марксизма. Старшая, возглавляемая Воронцовым и Даниельсоном, в своих прогнозах опиралась на собранные земствами статистические данные и на особые высказывания Маркса по поводу России. При этом работы Маркса использовались исключительно для того, чтобы подчеркнуть негативные стороны капитализма. Более молодая фракция, которую представлял Струве, базировала свою позицию на общей марксистской теории капиталистического развития, подкрепленной (или модифицированной) современным им западным, особенно германским и американским, экономическим экспериментом. Они педалировали положительную сторону отношения Маркса к капитализму Социал-демократы сначала были известны под именем объективистов (поскольку считали, что история является скорее объективным, чем субъективным процессом) или неомарксистов (в отличие от сторонников более привычной ветви марксизма, представляемой Даниельсоном). То были Струве и его друзья, все молодые, не достигшие тридцати лет, выступившие против уже достигших среднего возраста ветеранов радикального движения 1870-х. Уверенные, что пришло их время, молодые требовали, чтобы старшие — Михайловский, Воронцов, Даниельсон, Кривенко, Южаков — очистили им место. Или, как говорилось в песенке, ходившей в то время:

Зимой 1893-94 года, непосредственно после бури, вызванной его атакой на Даниельсона и «народников», Струве написал серию статей, посвященных подробному критическому анализу тех экономических и исторических теорий, которые довлели в то время над умами российских левых. Попытка опубликовать эти статьи в российской периодике оказалась безуспешной — они были отвергнуты всеми журналами [184], и тогда Струве решил скомпоновать их в виде книги и попытать счастья при взаимодействии с цензурой. В то время получение цензурного разрешения на подобное издание казалось вполне вероятным, поскольку незадолго до этого, в конце 1893 года, цензура дала разрешение на публикацию сборника статей Скворцова, выходящего под редакцией Потресова [185]. Книгу, посвященную теоретическим вопросам, Струве намеревался дополнить еще одной, содержанием которой должна была стать история развития крупномасштабного капиталистического производства в России [186]. Эти намерения вполне соответствовали тому плану, который, по словам Водена, Струве изложил ему три года назад [187].

Неспособный к систематической работе, Струве писал неравномерно, урывками, работая в той манере, которую он сам позднее определил как нечто, близкое к «одержимости» [188]. «Я писал эту книгу под действием некоего морального (как, впрочем, и политического) императива, реализуя некий порыв» [189]. Калмыкова в своих воспоминаниях утверждает, что Струве работал «с лихорадочной поспешностью» [190]— эти слова можно воспринимать и в буквальном смысле, поскольку в ее переписке имеется указание на то, что Струве в то время был болен [191]. В работе над книгой были два перерыва: первый — когда Струве был арестован по подозрению в принадлежности к революционной организации и в течение девятнадцати дней находился в тюрьме [192], второй — когда он сдавал университетские экзамены. В конце июня рукопись, получившая название «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», была готова. Перед тем, как отдать ее в печать, Струве прочел друзьям отдельные ее части, после чего сократил некоторые, на их взгляд, неоправданно провокационные пассажи, в том числе тот, в котором он одобрительно отзывался о тарифной политике правительства [193]. После этого, совершенно истощенный, Струве уехал из Санкт-Петербурга в деревню.

Полного удовлетворения от своей работы он не испытывал. Из деревни он писал Потресову: «На сердце у меня кошки скребут, настолько велики формальные и всяческие недостатки книги. Теперь я вижу, что Вы были правы, когда советовали мне бросить экзамены и сосредоточиться на книжке. Я этого не сделал, и книга, помимо неизбежных недостатков, носит на себе ужасающие следы переутомления. Я появляюсь в книге в полном déshabillé. Этого нельзя теперь поправить, но с этим придется очень сильно и больно считаться….Иногда меня недовольство работой ужасно мучит, буквально до боли, до полного отчаяния….