Ричард Пайпс - Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Представляя из себя просто высшую и наиболее эффективную форму обмена продукцией, капитализм не может быть противопоставлен ни народному производству, ни социалистическому производству будущего. Он рождается тогда, когда спрос на товары (сельскохозяйственные либо промышленные) до такой степени превышает производительные возможности общества, что система производства вынуждена перестраиваться в соответствии с требованиями обмена. Это может быть вызвано разными причинами, среди которых Струве выделил паровой транспорт и перенаселенность. И как только капиталистический способ производства начинает превалировать, в движение приходит целая цепочка неизбежных следствий: специализируется и дифференциализируется труд; усиленно совершенствуется технология; слабые, то есть неэффективно работающие производители, не выдерживают конкуренции — в итоге экономическая система рационализируется. Непосредственным и наиболее видимым результатом этой рационализации является увеличение материального богатства.

Производимая капитализмом рационализация экономики ведет за собой весьма полезные изменения социального и культурного характера. Настолько, насколько это возможно в условиях негарантированной занятости, то есть социальной свободы, когда капитализм уничтожает остатки крепостничества и рабства, превалирующие в экономиках с низким уровнем обмена. Кроме того, капитализм поощряет частную собственность, которой Струве отводит огромную культурную роль. «В настоящее время, когда с таким легкомыслием третируются идеи и принципы XVIII века, причем, в сущности, повторяется его же ошибка — слишком часто забывается эта культурно-историческая связь экономического прогресса с институтом частной собственности, принципами экономической свободы и чувством индивидуализма. Только игнорируя эту связь, можно рассчитывать на то, что без осуществления названных начал возможен для экономически и культурно неразвитого общества хозяйственный прогресс. Мы не чувствуем никакой особенной симпатии к этим началам и прекрасно понимаем их исторически -преходящий характер, но в то же время мы не можем не видеть в них огромной культурной силы, не только отрицательной, но и положительной… Пример Северной Америки и наша собственная экономическая действительность прекрасно демонстрируют указанную зависимость. Первый пример [Соединенных Штатов] поучителен тем, что тут мы имеем дело с обществом, культурный уровень которого, быть может, самый высокий во всем свете…» [206]

Обсуждая возможную трансформацию капиталистического общества в социалистическое, Струве оставляет в стороне революционную составляющую марксистской социологии. Переход от капитализма к более прогрессивной форме общества, подобно переходу от натурального хозяйства к капитализму, должен происходить эволюционным путем, как бы по ступенькам лестницы, на которой система более высокого уровня возникает тогда, когда приходит конец системе более низкого уровня. «Некоторые места у Маркса дают основание думать, что Маркс представлял себе переход от капитализма к новому общественному строю в виде резкого падения — крушения капитализма под тяжестью постоянно растущих в нем противоречий; но в то же время Маркс один из первых указал на социально-культурное значение фабричного законодательства и постепенного экономического и политического объединения трудящихся масс. С тех пор его последователи неустанно боролись и борются за реформы в интересах промышленного пролетариата. В этой политике заключается признание, что на почве капиталистического строя существует возможность частичного, постепенного улучшения положения рабочего класса. Социальные реформы составляют звенья, связующие капитализм с тем строем, который его сменит, и — каков бы ни был политический характер того заключительного звена, которое явится гранью между двумя общественно-экономическими формами — одна форма исторически вырастет из другой» [207].

Совершенно очевидно, что подобная концепция социальных изменений гораздо ближе к взглядам фабианцев и Брентано, чем Маркса и Энгельса.

Изложив свою точку зрения на производство, в четвертой части книги Струве обратился к проблеме распределения. Русские социалисты, считал он, всегда гораздо большее внимание уделяли проблеме распределения, чем производства, поскольку в первую очередь думали о том, как обеспечить справедливое перераспределение уже существующего общественного богатства, нежели о том, каким образом это богатство приумножить. Маркс занял принципиально противоположную позицию. Он понимал, что социальный прогресс возможен только как следствие экономического прогресса, а последний требует в отношении производительности труда скачкообразного роста такой интенсивности, что обеспечить его способна только капиталистическая рационализация экономики. Это положение Маркса согласуется со взглядами экономистов более позднего времени. Струве цитирует Брентано и Шульце-Геверница, чтобы показать, что богатство, создаваемое капиталистическим способом производства, повсюду ведет к коренному улучшению положения рабочего класса, правда, при этом он выражает сомнение по поводу их оптимистических уверений в том, что повышение производительности автоматически ведет к улучшениям в социальной сфере. (В этом вопросе он ссылается на работы Брентано и его школы как «на отражение Маркса в буржуазной экономической литературе» [208]— в своей рецензии на «Критические заметки» Ленин повернет эту фразу против Струве.) Повышение производительности труда, согласно Струве, является необходимым, но недостаточным условием для социальной реформы — этими словами он выступает за необходимость политических действий. Положительные следствия высокой производительности труда возникают не благодаря доброй воле капиталистов или мнимой «гармонии» классовых интересов, а исключительно благодаря потребностям самого капиталистического способа производства. Обращаясь к американскому опыту выплачивания высокой заработной платы, он пишет: «Массовое производство вынуждено искать опоры в массовом потреблении; экономический прогресс требует социальной реформы» [209]. Более того, те общественные и экономические отношения, в которые вовлекает массы капиталистическое производство, неизмеримо сложнее тех, которые превалируют в условиях более примитивного экономического порядка. По сравнению с западными рабочими, которым так любят сочувствовать «народники», большинство русских ведут «стихийное и бессознательное » существование. Струве приходит к выводу:

«Распределение, являясь тесно связанным с производством и зависимым от него, может прогрессировать в направлении большего равенства и большей полноты удовлетворения человеческих потребностей, только опираясь на рациональное производство. Развитие товарного производства, вытекая из роста человеческих потребностей, есть необходимое условие дальнейшего экономического и общекультурного прогресса; только товарное производство создает настоящее общественное или народное хозяйство; оно повышает производительность труда и поднимает ее на такую ступень, достижение которой немыслимо при натуральном хозяйстве. Капитализм, являясь вершиной товарного производства, обобществляет не только производство, но и производителя; он делает и человека настоящим социальным существом, связывая индивидуальное существование тысячью нитей со всем общественным организмом» [210].