Вадим Нестеров - Служба забытых цитат

Пока жив отец, сын не pасполагает никакой частью имущества, он не pасполагает даже собой, кем бы он ни был в социальной иеpаpхии. Отец выше любви, дpужбы, долга, pодины. Пока он жив, китаец не клянется своей жизнью. Китайские суды никогда не выслушивали свидетельства детей — дети в принципе не могут свидетельствовать против родителей, даже если те совершили преступление, долг детей — отмазывать их всеми возможными способами.

За донос на родителей человека удавливали.

Если стаpейшего пpиговаpивали, напpимеp, к четвеpтованию, то деньги его сына, все без остатка, шли на то, чтобы заменить казнь на удушение, а если не удавалось, то хотя бы на пpаво все детали соединить в гpобу. Отцеубийцы ни за какие богатства не могли pасчитывать на смягчение участи.

А после смерти папенька пополнял собой галерею предков, и все его потомки и много веков спустя будут помнить его имя, бить поклоны перед табличкой с его именем, и почитать его как только можно.

Если вы думаете, что все это предания старины глубокой, то вынужден вас огорчить. Один мой приятель женился на китаянке, а потом развелся. Когда я спросил его — почему, он сказал: " А тебе бы понравилось, если бы твоя жена натащила в дом всякие вазочки с прахом своих предков, любовно расставила их на полочках в нашей спальне, и каждый день, каждый, блин, день! протирала их тряпочкой, потому что предкам надо высказывать уважение?!

Я не могу жить в одной квартире с толпой мертвых китайцев!».

Надо ли удивляться, что, едва родившись, китаец мечтает состаpиться? Ибо хоть что-то он начинает представлять из себя только ближе к старости, а до этого он полный раб своих родителей. Это чистой воды дедовщина в прямом смысле этого слова — пока ты молодой, ты чуть выше насекомого, твой удел — бегать, трудиться, слушать старших разумные речи и почтительно кивать. И только постарев, ты начинаешь что-то представлять собой как личность.

Именно поэтому в Китае прибавить пару десятков лет собеседнику — это такая мелкая лесть:

«Никогда бы не подумал, мадам, что вам всего 56. Выглядите вы как минимум на 80!».

Я не утрирую. Когда я, недалекий варвар, льстиво заверял свою нечаянную знакомую: «Вам никогда не дашь 75!», мне в ответ неоднократно обиженно подчеркнули: «Но мне действительно75!».

Старость — это клево. Думаю, вы уже не удивитесь, узнав, что в Китае прилагательные «старый» и «уважаемый» это одно и то же слово — «лао».

"Все движения производились по команде голосом обучающего — стройно и однообразно. При этом, нанося удар, вся шеренга уморительно подпрыгивала, а защищающаяся приседала. Все это напоминало скорее танец клоунов в цирке, чем обучение войск, и поистине приходилось пожалеть время и труд, затраченные на обучение ни к чему не ведущим, и очень комичным прыжкам".

"Отчет о поездке в Кашгар и южную Кашгарию в 1885 году". Поручик царской армии Бронислав Громбчевский наблюдает тренировку китайских солдат.

"Учтите, крестьянин ненавидит все правительства. Он их терпит из осторожности, регулярно платит им налоги, допускает, что берут его сыновей в солдаты, потому что не видит иного выхода.

Он не способствует никакой перемене, потому что он убежден, что все правительства стоят одно другого и что новое правительство, как бы оно ни называлось, будет не лучше старого, и потому он хочет избежать риска и издержек, связанных с бесполезной переменой".

(с) Михаил Бакунин

В "Истории государства Российского" есть одно смешное место. Великий русский историк Николай Карамзин, описывая путешествие не менее великого русского царя Ивана Васильевича Грозного по северным городам, утверждает, первый русский царь, в частности:

________________

не видал печалей народа, и в шуме забав не слыхал стенаний бедности; скакал на борзых ишаках и оставлял за собою слезы, жалобы, новую бедность.

________________

Скакал на борзых ишаках! Плюя, надо полагать, с высоты ишака на угнетенные народные массы.

Первый и резонный вопрос — откуда у Карамзина взялись эти несусветные "борзые ишаки"?! При том, что этот эпизод фигурирует и у другого не менее великого историка Соловьева — только у него все логично: царь «все гонялъ на ямскихъ» — то есть на ямских лошадях (временно выставляемых крестьянами по налогу для обеспечения работы почты) и тем самым еще сильнее пакостил своим поданным.

Но на самом деле ошибся не Карамзин, а как раз Соловьев, неправильно прочитав слово — не "ямских" а "мсках" . В Псковской летописи, откуда оба историка и позаимствовали этот эпизод, ясно говорится: «все гонялъ на мскахъ, а христіанамъ много проторъ и волокиты учинилъ» .

Езус Мария! — скажете вы. — Это еще что за мски!?

Но это просто. Мски или мески — это просто устаревшее наименование мулов, слово, в изобилии встречающееся как в летописях, так и в русских средневековых документах. И, надо сказать, на мулах в те времена на Руси ездить было даже престижнее, чем на конях: "не на конех, но на мсках вседшии" . К тому же мулы практически полностью импортировались из Европы, то есть были, по сути, "иномаркой".

Почему же тогда у Карамзина ишаки, а не мулы? Ответ на этот вопрос мы находим в словаре церковнословянского языка и некоторых других: "Меск — помесь осла с лошадью, лошак, ишак".

Ну а с "борзыми" еще проще. В своем изначальном значении слово "борзый" означало "резвый", "быстрый". Отсюда, кстати, и название породы собак "борзая". И выражение "Ты чо такой борзый?" на самом деле — полный синоним наезда в стиле "Ты чо такой резкий?". Это уже потом слово "борзый" сменило значение и стало синонимом слова "дерзкий".

Воспоминаний об Юматове сохранилось больше. Он оставил память о себе, как о хорошем хозяине, но был лют и охоч до баб. Это, главным образом, и погубило его.

Исторический факт таков: Юматова убили ночью, нанеся ему до ста ран. Двухлетние розыски не приводили ни к чему. Наконец, один из главных виновников, пьяный, на празднике в соседней деревне, рассказал как было дело. Виновного схватили, посадили в острог, два года он запирался, а потом, когда уже хотели, было, на всё махнуть рукой, повинился во всём и выдал сообщников.

Дело кончилось тем, что 40 дворов было сослано в Сибирь. Сами князевцы охотно вспоминают о смерти Юматова и так приблизительно передают дело:

— В Казань за подходящими людьми посылали. Две недели кормили и поили их. Всё никак нельзя было: то он в гости, то к нему гости. Дворню всю на свою сторону переманили. Мальчик при нём дворовый спал, — тоже на нашу сторону поддался. Часовых по дорогам расставили… Здоровый был: девять человек насели на него; он их волоком проволок по всем комнатам, — всё выходу искал. Выскочи они во двор, так и не дался бы, да на самом крыльце один в лоб ему угодил оглоблей, тут он и повалился.