Олег Соколов - Армия Наполеона

Говоря об относительной молодости высших командных кадров Империи, нельзя не задаться вопросом: что же делали те, кто достигал преклонного возраста? Существует точка зрения, которую высказал Э. Блаз в своей книге "Военная жизнь во времена Первой Империи", согласно которой во времена Первой Империи сложилось нечто вроде непроницаемой высшей военной касты, которая надежно оберегала свои "теплые места" от посторонних, а все повышения в чине если и происходили, то за счет смерти на поле боя кого-нибудь из представителей этой генеральской элиты. Так ли это? Обратимся к цифрам. Согласно официальному "Военному журналу" в IX году (1801-1802 гг.) в строю было 227 бригадных и 131 дивизионный генерал (всего 358) 4. Из них в 1813 г., т. е. через 12 лет, на действительной службе остались только 141 человек, причем общая численность высших офицеров в это время достигла 625 человек. Таким образом, более трех четвертей генеральского состава 1813 г. были вновь произведенными, а из тех, кто остался на службе, большая часть получила повышения: 46 бригадных генералов IX года стали дивизионными генералами, а из оставшихся 49 дивизионных 14 стали маршалами Империи. Как видно, обновление происходило, и весьма активно. Что же касается погибших, то из 358 генералов IX года на поле сражения пали к 1813 г. лишь 32 человека, т. е. 8,9% от общей численности. Эти цифры наглядно демонстрируют, что постоянно происходило значительное обновление высшего офицерства и что главной причиной этого процесса была вовсе не гибель отдельных его представителей. Однако справедливым будет спросить: куда же делись те, кто не погиб и не остался в строю? В ответе на этот вопрос и кроется сущность наполеоновского способа формирования высших командных кадров. Значительная часть генералов IX года в 1813 г. была либо уволена в отставку, либо задействована для более спокойных административных, дипломатических и иных должностей. Наполеон старался сделать все, чтобы высшие офицеры прекращали активную военную деятельность, как только достигали 45-50 лет; особенно строги в этом смысле были критерии для кавалерийских командиров, чуть менее жесткими - для артиллеристов. Император "выжимал" из военачальника все его силы - как физические, так и моральные, чтобы проводить еще не старого человека на почетный отдых, осыпав наградами, почестями и деньгами, предоставляя возможность блеснуть на поле сражений новым молодым генералам, которые также должны были работать на износ, не задумываясь, рискуя и жертвуя собой. Эта система обеспечивала Наполеону молодую, энергичную армию, дерзающую, рискующую, рвущуюся вперед.

Отмечая значительное обновление людей на командных постах в наполеоновской армии, нельзя не обратить внимание на следующие факты. Из 1180 генералов Империи (без Реставрации и Ста дней) 780 человек, т. е. 66%, получили эполеты высшего офицера в 1804-1814 гг. Это значит, что при всей преемственности с эпохой Революции наполеоновский генералитет был все же созданием самого Императора. Больше всего производств в генеральский чин отмечено в 1813 г. (178 бригадных и 56 дивизионных генералов). Этот факт объясняется огромными потерями среди генералитета в 1812 г. (в Испании и России). Однако и до этого имелись случаи массовых производств. Так 27-29 августа 1803 г. генералами стали сразу почти 50 человек. 1 февраля 1805 г. генеральские эполеты получили еще 31 человек (в том числе Савари и Лассаль), 24 декабря того же года, отмечая своих соратников за Аустерлицкий триумф, Император присвоил звания дивизионных и бригадных генералов 27 военачальникам (среди них были Моран, Монбрен, Рапп и др.), а после Ваграмской победы маршальские жезлы были вручены сразу трем генералам: Макдональду, Мармону и Удино.

Массовый характер, который носили производства в генералы, никоим образом не говорит об их немотивированности. Несмотря на стремительные взлеты, которые совершали в эпоху Империи талантливые и храбрые воины, нельзя не отметить, что, как мы уже говорили, эти блистательные карьеры сопровождались последовательным, хотя и весьма быстрым, прохождением ступеней военной иерархии. Красивая фраза о том, что во времена Наполеона каждый французский солдат носил в своем ранце маршальский жезл, справедлива лишь отчасти. Если бы Империя просуществовала хотя бы еще одно десятилетие, то, возможно, кто-то из солдат, призванных под знамена в правление Наполеона, и стал бы маршалом. Однако государство, о котором мы ведем речь, просуществовало лишь 10 лет (если считать вместе с консульским периодом, то 15), поэтому имеется лишь один пример солдата, сумевшего за этот короткий промежуток времени (1804-1814 гг.) стать генералом. Этим солдатом, а точнее сержантом, был Жан Шартран (см. биографию в Приложении VIII). Он родился в 1779 г., и в момент провозглашения Империи ему было 25 лет, впрочем, за плечами у этого молодого человека было уже 11 лет службы, из которых большая часть проведена в боях и походах. То, что в 1807 г. Шартран стал офицером, а затем под пулями и ядрами добыл себе генеральские звезды, трудно назвать образцом фаворитизма или незаслуженно полученных почестей. Молодому генералу было 34 года, из которых 20 он отдал службе - и какой! Походы в Австрию, Германию, Россию - и повсюду Шартран постоянно жертвовал собой.

Ж.-А. Гро. Генерал Шарль-Жюст-Александр-Луи Легран (1762-1815). © Photo PMN.

Впрочем, последняя характеристика была для всех наполеоновских генералов необходимым качеством. Среди них, как и среди любых других людей, встречались, хотя и редко, обманщики, пьяницы, льстецы, казнокрады... но не встречались трусы. Чтобы перечислить подвиги и примеры безумной отваги высших офицеров Великой Армии, не хватит и десятка таких томов, зато примеров трусости практически нет вообще. За все время Империи из описаний тысяч сражений и боев, в которых принимали участие упомянутые более чем тысяча двести генералов, можно отметить лишь шесть официальных документов, а конкретно -судебных дел, где указывается на трусость или на подозрение в таковой. Это дела генералов Дюпона, Лежандра, Моро (Жана-Клода), Монне де Лорбо, Дюмулена и Грэндоржа. В первых четырех случаях речь идет о капитуляции без достаточных оснований. Все указанные лица, вероятно, проявили слабость, безответственность, непонимание стратегического значения вверенной им группировки... Но, пожалуй, это не трусость в прямом смысле этого слова. Что касается, например, Дюпона, об этом вообще не может идти речи. Этот генерал покрыл себя неувядаемой славой в бою под Хаслахом 11 октября 1805 г., когда он с шестью тысячами солдат остановил двадцатипятитысячную австрийскую армию. Особенно он отличился в боях под Галле, Грабау, Браунсбергом и в сражении при Фридланде в 1807 г. Байленская катастрофа* произошла, конечно, не потому, что он устрашился физической опасности, а по многим другим причинам, среди которых была надежда на то, что испанцы исполнят условия капитуляции, согласно которым они должны были на английских кораблях репатриировать всех французских солдат, а также сребролюбие генерала: Дюпон надеялся сохранить обозы с награбленным в Кордове. Последнее вряд ли является характеристикой высоких моральных качеств этого военачальника и заслуживает, конечно, самого сурового наказания, но все же это не трусость. Сам Наполеон вспоминал на Святой Елене: "Мы потеряли Пиренейский полуостров из-за того, что Дюпон хотел спасти свои фургоны" 5. Что касается пятого в этом списке - Дюмулена, то его провинность состояла в том, что он слишком активно добивался отпуска, видимо, спеша вернуться из Испании к своей супруге - баварской графине, которую он похитил из родительского дома. В результате начальник Дюмулена, генерал Декан, написал докладную, где он обвинил своего подчиненного в трусости (точнее, в pusillanimite - нечто среднее между трусостью и малодушием). Дюмулен был уволен, но в 1813 г. он снова был на службе, где достойно прошел через все испытания тяжелой кампании в Германии. Сражался под Люценом, Вейсенфельсом, Лейпцигом. Случай с этим военачальником относится, скорее, к области проблем служебных взаимоотношений, чем к малодушию на поле боя.