Олег Соколов - Армия Наполеона

Сюше был единственным из маршалов, кто не знал поражений на испанской земле, единственным, кому удалось, одержав блистательные победы, добиться и самой важной - завоевать сердца испанцев. Мудрая военно-административная деятельность герцога Альбуфера запомнилась арагонцам: в 1826 г., когда Сюше умер, в Сарагосе была отслужена траурная месса за упокой его души - пожалуй, единственный пример такого отношения испанцев к наполеоновским генералам. Сюше был также и единственным, кто получил маршальский жезл за кампанию на Пиренеях.

В исторической литературе часто встречается мнение, согласно которому наполеоновские военачальники - храбрые рубаки - ничего толком не могли сделать в отсутствие Императора, что в лучшем случае они были неплохими тактиками, но оказывались беспомощными перед необходимостью принимать стратегические решения и т. п. Герцог Альбуфера явно не вписывается в подобный штамп: во всех сражениях и походах он проявил себя не только как отважный солдат и хороший тактик - он уверенно находил решения в самых сложных обстоятельствах на сцене театра военных действий, раскрыв себя как выдающийся стратег, талантливый администратор и незаурядный политик.

Карл Берне. Маршал Империи в церемониальной парадной форме. Акварель. Из рукописи регламента 1812 г. полковника Бардена.

В одном ряду с Даву и Сюше хотелось бы назвать и других выдающихся полководцев Империи, однако уже с определенными оговорками, и среди них прежде всего маршала Массена. Андре Массена вошел в плеяду блистательных военачальников раньше самого Наполеона Бонапарта и стал маршалом не в качестве воспитанника последнего, а получил маршальский жезл как должное. Своими подвигами в итальянских кампаниях, громкой победой под Цюрихом в сентябре 1799 г., практически спасшей Республику, героической обороной Генуи в 1800 г., безупречным военным командованием армией во время Итальянской кампании в 1805 г. и блистательной ролью, которую он сыграл во время австрийского похода 1809 г., Андре Массена, герцог Риволийский, князь Эсслингский вошел в легенду. "Кто не видел Массена в Асперне - тот ничего не видел!" - восторженно воскликнул Наполеон, отдавая должное поведению маршала в день битвы при Эсслинге. Однако, при всех неоспоримых достоинствах, Массена обладал серьезным пороком - он был чудовищно корыстолюбив. Его ненасытная алчность выходила за рамки обычной любви к деньгам и доходила до того уровня, при котором она могла даже вмешиваться в его стратегические комбинации. "Массена ненавидит вся армия. Вы, очевидно, убедились, что у него нет достаточной высоты духа, чтобы командовать французами, - с возмущением писал Император своему брату Жозефу, узнав об очередных нечистых делах маршала. - Массена все украл. Нужно порекомендовать ему вернуть украденные им три миллиона" 27. В другом письме Жозефу Наполеон говорит: "Массена ни на что не годен в гражданском правлении... Это хороший солдат, но он полностью отдался любви к деньгам, это единственный мотив его поведения... В начале он крал по мелочи, теперь ему не хватит и миллиардов" 28. Увы, герцог Риволийский был непростой личностью: неустрашимый, храбро командующий полками в самых сложных ситуациях, отдававший громовым голосом не терпящие возражения команды, статный и мужественно красивый, он был настоящим воплощением бога войны на поле боя, где грохот орудий, по выражению Наполеона, "прояснял его мысли" 29. Однако в ситуациях менее драматичных Массена превращался в мелкого лавочника, из семьи которого он, впрочем, и происходил. Наконец, герцог Риволийский был старше многих других военачальников Империи или, по крайней мере, раньше других состарился. В 1810 г., когда Наполеон поручил ему командование Португальской армией - соединением трех корпусов, предназначенных для движения на Лиссабон и разгрома находящихся там англо-португальских войск лорда Уэллесли (будущего знаменитого герцога Веллингтона), Массена было 52 года. Несмотря на то что это в общем еще далеко не старческий возраст, герцог Риволийский был уже не в самой лучшей форме. Он раньше многих почувствовал усталость от походов и славы, тем более что славы у него было более чем достаточно. В Португалии он мог разве что потерять ее и навряд ли приобрести новую. Массена отправился к армии скрепя сердце и командовал войсками устало и обреченно. Результат нетрудно предугадать: неудача, отступление из Португалии, нерешительная битва при Фуэнтес д'Оньоро - так закатилась звезда этого видного полководца.

Наряду с герцогом Риволийским хотелось бы отметить еще одного военачальника Империи - маршала Сульта. К началу правления Наполеона Жан де Дье Сульт пришел не с таким багажом побед, как Массена, однако его роль в кампании 1805 г. была высоко оценена Императором. После Аустерлица Наполеон назвал Сульта, ставшего маршалом в 1804 г., "первым тактиком Европы". Отличился маршал и в походах 1806-1807 гг. С 1808 г. он непрерывно сражается в Испании, именно ему принадлежит честь быть полководцем, который в начале 1809 г. под Коруньей сбросил в море английскую экспедиционную армию. Однако после этого успеха, не отвечавшего, впрочем, в полной мере ожиданиям Императора, герцог Далматский (этот титул маршал получил в 1808 г.) часто терпит неудачи. Особенно серьезным ударом по его репутации было поражение под Опорто в мае 1809 г. от лорда Уэллесли. Но блестящая победа над испанскими войсками под Оканьей (19 ноября 1809 г.) - во многом заслуга Сульта, достойно он сражался и в конце 1813 - начале 1814 гг., когда с остатками армии короля Жозефа ему пришлось сдерживать наступление превосходящих сил Веллингтона. В общем же, маршал Сульт, несмотря на ряд существенных недостатков (в частности, подобно Массена, он был крайне алчен), конечно, значительный полководец, но, как и герцог Риволийский, вероятно, не может быть поставлен на один уровень с Даву и Сюше.

Дивизионный генерал артиллерии Н.-М. Сонжи. Генерал одет в мундир главного инспектора артиллерии, он носит знаки Большого Орла Почетного Легиона, офицерский знак ордена Железной короны и звезду баденского ордена Верности.

Часто среди самых выдающихся стратегов и тактиков своего времени историки упоминают имена маршалов Сен-Сира и Макдональда. В опубликованной в 1981 г. биографии Гувийона Сен-Сира, принадлежащей перу Кристианы д'Энваль, есть даже такая фраза: "Если не считать Наполеона, Гувийон Сен-Сир представляется нам как самый интеллектуальный и самый умный из всех полководцев своей эпохи... Справедливо сравнивали его битвы с шахматной партией. Он думал обо всем, вычислял все, выстраивал все комбинации, подготовлял мельчайшие движения войск, ничего на оставляя на волю случая..." 30Мадам д'Энваль, видимо, не учла, что война - это не игра в шахматы, это, как выразился Клаузевиц, "область опасности", "область физических страданий и усилий", борьба, мобилизующая все физические и духовные силы человека, борьба с усталостью, слабостью, сном, страхом, холодом, жарой, неизвестностью. Наконец, для командующего - это умение "пламенем своего сердца, светочем своего духа... воспламенить жар стремления у всех остальных" 31, умение повести за собой, заставить поверить в себя тысячи людей настолько, чтобы они беспрекословно шли за тобой навстречу смертельной опасности... Поэтому, разумеется, если бы Сен-Сир готовил и проводил свои операции лишь как игру в бессловесные деревянные фишки, он не одержал бы побед под Кастель-Франко, Калдеу, Молина-дель-Рей, Варлсом и Полоцком. И все же биограф в чем-то действительно права: Сен-Сир был в определенной степени немного "шахматистом". Замкнутый, холодный, мало интересующийся состоянием своих подчиненных, "филин", как прозвали его в армии, Гувийон Сен-Сир не пользовался особенной любовью солдат, а для полководца это уже серьезный недостаток. Наконец, мемуаристы, подчас абсолютно противоречащие друг другу, единодушно отмечают за Сен-Сиром такую черту, как крайний эгоизм, доходивший до того, что он испытывал удовольствие, если узнавал о поражениях других военачальников, имевших несчастье оказаться рядом с ним во время проведения военных операций. Сам Наполеон на Святой Елене сказал о Сен-Сире: "Он не идет в огонь, ничего не осматривает сам, дает разбить своих товарищей..." 32В общем, маршал Гувийон Сен-Сир навряд ли заслуживает приведенных восторженных эпитетов.