Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии: монголы и татары

Преимущество этого вида письменных источников заключается в широком хронологическом диапазоне, позволяющем прослеживать динамику политических (и, значит, стоящих за ними социальных) процессов. Особенность и относительный недостаток — в узком географическом кругозоре хронистов, их естественных возможностях и стремлении живописать историю в первую очередь своей страны. Правда, это в меньшей степени присуще представителям персидского летописания с его давней традицией «всемирных» историй и географий. Поэтому при исследовании такого колоссального образования, как Монгольская империя, названная черта хроник заставляет обращаться к произведениям, созданным в различных регионах. Другой недостаток (разумеется, с точки зрения нашей темы) — в форме изложения, в преобладании констатации событий без сопоставления с реалиями прошлого. Пожалуй, лишь китайские писатели постоянно держали в памяти исторические прецеденты и при случае ссылались на них (подробнее см. гл. 2).

Кроме хроник назовем записки путешественников. Купцы, дипломаты, миссионеры, пересекая территорию Еке Монгол улуса, оставляли на бумаге и пергаменте свои путевые впечатления. Здесь соотношение достоинств и недостатков подачи информации обратное: ограниченный временем странствия хронологический отрезок и весьма протяженная пространственная панорама. Особую ценность представляют творения китайских послов Чжао Хуна («Полное описание монголо-татар», 20-е гг. XIII в.), Пэн Дая и Сюй Тина («Краткие сведения о черных татарах», 1237), монаха Чан-чуня («Описание путешествия на запад», 20-е гг. XIII в.), чиновника Елюй Чуцая («Описание похода на запад», 20-е гг. XIII в.); европейцев — Асцелина (40-е гг. XIII в.), Плано Карпини («История монголов», 40-е гг. XIII в.), Гильома Рубрука (50-е гг. XIII в.), Марко Поло (90-е гг. XIII в.); рассказ сирийского анонима о миссиях несторианских иерархов Ябалахи III и Саумы (первая четверть XIV в.).

Делопроизводственная документация представлена материалами переписки каанского двора с иноземными монархами.

Монгольские законодательные акты первой половины XIII в. до сих пор не обнаружены; неизвестно, был ли записан главный свод законов — яса. Его фрагменты встречаются в основном в арабских и персидских летописях, поэтому в видовом отношении сведения о ясе принадлежат к хроникальным источникам.

До создания государства монголы не имели своей письменности и не использовали чужой. Поэтому для реконструкции их доимперской истории и тем более для выяснения их осведомленности о прежних кочевых державах устные источники должны бы стать основными. Однако те фольклорно-эпические произведения, которые дошли с тех пор до этнографической современности и могли бы быть проанализированы, настолько изменились и исказились, что восстанавливать по ним историю тысячелетней давности невозможно. Остается другой путь — искать в тех же хрониках изложение кочевых эпосов. Действительно, многие, главным образом персидские и позднесредневековые среднеазиатские, писатели включали в свои повествования пассажи из тюркских и монгольских генеалогических преданий (об Огуз-кагане, о происхождении Чингисидов, Шейбанидов и т. д.). В этом случае также приходится рассматривать их как часть летописного материала.

Некоторую помощь могут оказать лингвистические источники, существующие как в форме средневековых словарей (например, «Кодекс Куманикус», XIV в.), так и в виде лексического фонда тюркских и монгольских языков XII–XIV вв.

Таким образом, основным типом источников для нашей работы будут письменные как наиболее адекватно отразившие объект исследования — государственный строй номадов Средневековья. Поэтому остальные критерии классификации касаются только этой разновидности источников.

Данный критерий подразумевает, прежде всего, выделение из массы средневековых авторов таких создателей письменных сочинений, которые происходят из среды кочевников. На первом месте по значению здесь стоит «Монголун нигуча тобчи'ан» («Тайная история монголов»). Изучение этого памятника далеко не закончено: не решены вопросы авторства, времени написания, соотношения исторических и эпических аспектов его содержания [7] Базарова Г.Э. К вопросу об авторстве «Тайной истории монголов» в исследованиях зарубежных монголоведов // Исследования по истории и филологии Монголии. У.-Б0., 1977; Бира Ш. Монгольская историография (XIII–XVII вв.). м., 1978. С. 36–48; Легран Ж. Определение политического содержания «Монголии нууц товчоо» и установление даты его сочинения // Олон улсын монголч эрдэмтний IV их хурал. У.-Б., 1985. Т. 1. С. 169–172; Мункуев Н.Ц. П.И. Кафаров и некоторые проблемы изучения «Тайной истории монголов» // П.И. Кафаров и его вклад в отечественное востоковедение. М., 1979. Ч. 2. . «Тайная история монголов» — единственный монгольский письменный источник первой половины XIII в. такого масштаба. Поэтому для изучения государственности «изнутри», с учетом интересов и идеологии ее основателей, он уникален. Другие крупные монгольские сочинения XIII в. — «Цаган тэукэ» («Белая история») и «Шэн-у цинь чжэн-лу» («Описание походов священновоинственного», т. е. Чингис-хана), во-первых, конспективно повторяют «Тайную историю монголов», во-вторых, они написаны при Хубилае, в обстановке китаизации монголов-завоевателей, и пронизаны тибето-буддийским и китайским влиянием, фактически сводящим на нет изложение собственно монгольской концепции государственного строя. В-третьих, их содержание охватывает главным образом события, происходившие на территории, подчиненной непосредственно Юаньской династии.

На «Тайную историю монголов» и, возможно, другие, неизвестные доселе монгольские сочинения опирались Лубсан Данзан, автор «Алтан тобчи» («Золотой свод», конец XVII — начало XVIII в.), и его современник Санан (Саган) Сэцэн, автор «Эрдэнийн тобчи» («Драгоценный свод», вторая половина XVII в.). Ссылки на эпоху Чингис-хана мы находим и в других халхаских летописях позднего Средневековья и Нового времени («Шара туджи», «Ганга-ийн урусхал» и др.). Кроме того, история кочевых народов сохранялась в форме эпических сказаний, зафиксированных в «Тайной истории монголов», «Алтан тобчи», а также в работах иностранных авторов, о чем говорилось выше.

Самую обширную информацию предоставляют, несомненно, творения писателей, происходивших из среды завоеванных монголами народов [8] Имеются в виду оседло-земледельческие народы. . По количеству произведений и по насыщенности их фактическими данными выделяется несколько регионов.

Китай . Хроника монгольской династии «Юань ши» («История династии Юань»), хотя и была составлена в конце 60-х — начале 70-х гг. XIV в., т. е. после изгнания монголов из страны, основывается на материалах, собранных придворными историографами в период правления Чингисидов. Для изучения государственности всей Монгольской империи до ее распада особое значение имеют начальные главы первого и отдельные главы четвертого разделов хроники, соответственно «ши лу» — летописи правлений всех каанов и «ле жуань» — биографии высших сановников. Почти все сочинения, созданные в эпоху Юань, повествуют о внутрикитайских делах и не касаются событий в других улусах. Источники, написанные в империях Цзинь и Сун в первой половине XIII в. о монголах, немногочисленны. В Цзинь (Северном Китае), подвергавшемся нашествиям Чингис-хана, Мухури и Угедэя, обстановка не располагала к аналитическому описанию современности: чжурчжэни с боями отступали на юг, их летописание пресеклось. Мы располагаем лишь документами, связанными с именами чжун-шулина Елюй Чуцая (записки о поездке в ставку Чингис-хана и надпись на надгробной стеле), и путевыми заметками о странствовании даоса Чан-чуня. Южный Китай (Сун) был покорен уже в то время, когда Еке улус прекратил существовать как единое целое. Поэтому в источниках, созданных на бывшей сунской территории, не говорится об общеимперской государственности.