Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии: монголы и татары

В 1341 г. Узбека сменил его сын Джанибек, убив своего старшего брата — законного, намеченного отцом престолонаследника Тинибека. В целом он продолжил политику предыдущего царствования — в частности, по отношению к Руси. Он поддерживал сыновей Калиты в их притязаниях на великое княжение Владимирское и в борьбе с литовским господарем Ольгердом. Об этом хане у русских остались в общем благожелательные воспоминания: в средневековых письменных памятниках он фигурирует как «добрый царь Чанибек». Солидарны с ними и мусульманские хроники, утверждающие, будто «справедливость, святость и великодушие его известны, не было в стране Дашт- [и Кипчак] подобного ему правосудного, благочестивого и могущественного государя» [677]. Хотя сам Джанибек продолжал активно внедрять ислам, он не препятствовал своей матери Тайдуле покровительствовать православному духовенству.

Можно полагать, что эта «царица» испытывала особое расположение к русским подданным. По официальной московской версии, она была благодарна митрополиту Алексию за исцеление от слепоты. Однако в некоторых ранних редакциях летописей сохранились отголоски другой, более драматичной ситуации: Алексий помог избавиться от душевной болезни ее сыну, самому хану Джанибеку [678].

Расцвет Золотой Орды продолжался. Огромное пространство Дешт-и Кипчака стало безопасным для передвижений. Вдоль торговых магистралей выросли вереницы караван-сараев — постоялых дворов и складов, поставленных на расстоянии дневного перехода друг от друга. Развалины этих однотипных построек до сих пор сохранились в Средней Азии и Казахстане. Однако в экономике Золотой Орды накапливались и предпосылки будущих потрясений. Отдельные районы становились все более замкнутыми экономически, что в дальнейшем способствовало развитию сепаратизма у местных улусных правителей. Большой урон Улусу Джучи нанесла эпидемия чумы (та самая, что впоследствии перекинулась оттуда в Западную Европу и стала известна как «Черная смерть»).

Джанибеку наследовал его сын Бердибек (1357–1359). Он оставил у потомков дурную память: «Очень безрассудным и глупым человеком был этот Бердибек. Убивал он своих родственников в страхе, что оспорят они ханство у него» [679]. С гибели Бердибека в результате заговора в 1359 г. начались кровопролитные раздоры и перевороты. В Улусе Джучи разразилась смута, названная в русских летописях «великой замятней».

В борьбу за сарайский трон вступили различные группировки золотоордынской знати: во-первых, придворные аристократы, подвизавшиеся в столичных дворцах; во-вторых, улусбеки и более мелкие провинциальные наместники, которые опирались на потенциал подвластных регионов; в-третьих, Джучиды левого (восточного) крыла, которые решились вмешаться в дела западной части Джучиева улуса. Из-за Яика на запад устремились потоки кочевников и стали обосновываться в Причерноморье, Крыму, Поволжье, степном Предкавказье.

На ордынский престол восходили слабые и недолговечные правители. Их очередность частично восстанавливается по монетам, которые они иногда успевали отчеканить в свою честь в захваченных городах. Считается, что на протяжении 1360–1370-х гг. в Золотой Орде сменилось около двух десятков ханов (подсчеты разных исследователей расходятся); некоторые из них царствовали одновременно. Постепенно стала вырисовываться закономерность: одна ханская ставка по-прежнему оставалась в Сарае, а вторая расположилась в причерноморских кочевьях. Последней стал распоряжаться знаменитый Мамай.

Ему удалось заручиться доверием хана Бердибека, жениться на его дочери [680] и занять пост беклербека. Во время «великой замятни» Мамай фактически управлял территорией к западу от Волги — от имени своих ставленников, марионеточных ханов. Эти ханы-«цари» во всем зависели от « князя Мамая», для которого летописцы не жалели уничижительных эпитетов. В летописях неоднократно подчеркивается несамостоятельность ханов «Мамаевой Орды». Это особенно ярко контрастировало с отношением к Тохтамышу, впоследствии покончившему с всевластием этого беклербека. А вот о Тохтамыше наши средневековые авторы отзываются с должным почтением в силу его высшего иерархического «царского» ранга — несмотря на разорение им Москвы в 1382 г.

Появление Мамая на политической сцене было следствием сложных социальных процессов, которые развернулись в Золотой Орде в первой половине XIV в.

Источники о Золотой Орде посвящены в основном деяниям царственных особ, привязаны к городам и ханским ставкам. Вне поля зрения историков остается абсолютное большинство населения государства — кочевые общины кипчаков и кипчакизированных монголов. Содержание хроник не позволяет хотя бы в какой-то степени прослеживать события в жизни этой массы подданных сарайских и сыгнакских (восточных) ханов. Коллизии кануна и разгара «великой замятии» показали, что в степных общинах существовала собственная элита. До поры до времени она была совершенно незаметна для посторонних (чужеземных) наблюдателей. Не принадлежавшие к «золотому роду» беки кипчакских племен смирно кочевали в отведенных им местах бескрайнего Дешта, платили подати царевичам, в улусы которых им довелось угодить в соответствии с ярлыком очередного монарха, послушно собирали соплеменников в ополчение, если хану вздумается воевать с Ираном или Литвой.

Но с начала XIV в. эта категория подданных становится с каждым десятилетием все более заметной. Здесь сказалось несколько факторов.

К тому времени в основном закончилась этническая консолидация тюркских кочевников Золотой Орды. Сумятица, внесенная монгольским завоеванием и отстранением от власти прежней кипчакской знати, уступила место мирной и стабильной жизни в могущественной и богатой империи. На просторах бывшего половецкого «Дикого поля» установилась жесткая и стройная улусная система с десятичным делением населения. Ордынское правительство не допускало самовольных переходов из одного улуса в другой, чтобы не нарушать стройной организации налогообложения и военной мобилизации. Относительно мирная и сытая жизнь на протяжении десятилетий имела благоприятные демографические последствия. Степные племена множились, делились и ветвились, и их беки обретали все больше подданных. А в кочевом мире это означало повышение социальной значимости и политического влияния нединастической знати.

Первые признаки этого проявились в самом начале XIV в., при хане Тохте, когда неродовитые сановники были допущены на высшие административные посты. То же продолжилось при Узбеке и Джанибеке. А уже после Джанибека предводители племен выступили как самостоятельные субъекты государственной политики, которым было по силам соперничать с ханской властью [681].