Альберт Зейдель - План Сталина: борьба за войну и против политики мира, 1927-1946. Книга 3 [калибрятина]

С 1943 года настало время для политики побед. Поражения исчезли, а победы стали все более внушительны. К концу 1943 года всем стало ясно, что Гитлеру — конец. Движение Красной Армии на запад стало неудержимым. Это привело к повороту в политике Великобритании и США. От сдержанной поддержки СССР произошел сдвиг в сторону обсуждения существенных для Сталина вопросов послевоенного устройства мира, создания ООН, открытия второго фронта, признания довоенных границ СССР и организации военного трибунала для наказания главных фашистских преступников. Все эти темы стали предметом обсуждения на Тегеранской конференции.

Красная Армия успешно продвигалась на запад и в августе 1944 года подошла к Варшаве. Польское правительство в изгнании решило проявить инициативу и поднять в Варшаве восстание против немцев, чтобы захватить власть и встретить Красную Армию с цветами в качестве официальной польской власти и союзника СССР по антигитлеровской коалиции.

Угроза «встречи с цветами» сразу остановила неудержимое наступление Красной Армии. Советским войскам сразу потребовался длительный отдых и пополнение ресурсов. «На это» потребовалось полгода. Ресурсы были восстановлены только когда Варшавское восстание было полностью разгромлено немцами. Этот эпизод Второй мировой войны стал началом политики приведения к власти коммунистических правительств в прилегающих к СССР странах.

Польский вопрос был особенно трудным. Ни одна сторона не хотела отступать. Сталин действовал с позиции силы и это чрезвычайно осложняло его отношения с союзниками. После смерти Рузвельта Трумэн, в свою очередь, ужесточил позицию США по отношению к СССР. А с созданием атомной бомбы изменился и баланс сил. Атомная бомба в расчеты Сталина не входила. Это была уже новая реальность, которую П лан Сталина не предполагал. Уже 5 марта 1946 года прозвучала «Фултонская речь» Черчилля, которая стала началом поворота к новому историческому периоду. Периоду «Холодной войны» и новой гонки вооружений. Вооружений, основанных уже на ядерных технологиях.

Тем не менее, несмотря на изменившуюся политическую обстановку, Сталину удалось реализовать свои планы по созданию ООН и Совета Безопасности и добиться «права вето» для постоянных членов Совета в нужной Сталину формулировке. Это право сделало международное положение СССР исключительно прочным. Согласно 25 статье Устава ООН решения СБ ООН являются обязательными для всех государств-членов ООН. Сталину удалось создать и Международный Военный Трибунал и провести судебный процесс по выгодному для СССР сценарию. Все преступления Сталина остались вне компетенции Трибунала.

Единственная проблема, которую Сталин так и не смог разрешить, — это Катынь. Ни скрыть, ни свалить свое преступление на немцев ему не удалось. Эта история так и повисла на долгий период, обрастая бесконечной ложью, обманом и секретностью. Катынь — это прямая улика и свидетельство существования Плана Сталина . Катынский расстрел — это ключ к раскрытию сути этого плана. Те, кто охраняют тайны Катынского расстрела, это прекрасно понимают.

12.3. Свидетели или соучастники?

Та история войны, к которой мы все привыкли с детства, в большой степени была создана мемуарами участников этой войны. Чем выше был военный ранг автора мемуаров, тем с большим пиететом относились историки к этим воспоминаниям и старались подтвердить их своими исследованиями. Историки становились частью процесса по созданию «правильной» версии истории войны. Версии — выгодной государству. Воспоминания крупных военачальников проходили самую тщательную проверку цензоров, которые методично работали в том же направлении — чтобы совокупность мемуаров создавала единую, приемлемую для власти и непротиворечивую картину ВОВ. В условиях закрытости архивов эти воспоминания и стали главным фундаментом исторической картины ВОВ, созданной в сознании населения. К воспоминаниям конкретных заслуженных полководцев и государственных руководителей доверие населения значительно больше, чем к официальной пропаганде или мнению историков.

Так как же следует относиться к этим свидетельствам современников?

Это очень важный и сложный вопрос, на который однозначного ответа нет. Пока историография не станет наукой, которая будет направлена на поиск истины, а не на обслуживание правящей власти, ответ на него, видимо, придется каждому искать самостоятельно. Тем не менее по этому вопросу можно высказать некоторые соображения. Приведем две цитаты одного и того же автора, свидетельства которого часто использовались в этой книге и в особенности в предыдущей главе. Вот первая цитата.

«Забегая вперед, скажу: за час до нападения немцев на СССР в Германию шли составы, плыли пароходы со стратегическими материалами. И рассуждения некоторых писателей, историков (В.Суворов, В.Люлечник) о том, что Сталин усиленно готовился к войне с немцами, это — абсурд. Сталин боялся этой войны. Он видел: Франция повержена за несколько недель, война с Финляндией показала неспособность армии вести боевые действия. И, главное, идеологически советский народ не был готов к такой войне. Я был очевидцем:для подготовки немцев к агрессии Гитлеру и Геббельсу потребовались годы пропагандистских усилий. Историю нельзя переписывать заново. Что было, то было». (Выд. — Авт.) [371]. В. Бережков. «Я мог убить Сталина».

А вот вторая цитата того же автора.

«Смерть Сталина я пережил особенно тяжело. Ведь он для меня был не только руководителем нашей страны, верным учеником Ленина, создателем всего того, чем мы жили в довоенные, военные и послевоенные годы. Я был один из тех немногих, кто знал его лично, сидел рядом с ним, вслушивался в каждое его слово, старался передать его мысль собеседнику со всеми ее оттенками и интонациями. [...]. Я верил, что вечно буду хранить, как дорогую реликвию, запечатлевшийся в моем сознании образ полубога, оказавшего некогда мне великую честь тем, что я мог порой находиться около него на протяжении четырех, промелькнувших как одно мгновение, лет...

XX съезд КПСС нанес этим представлениям удар огромной силы. Поначалу, услышав текст «секретной речи» Хрущева, я не хотел верить тому, что там говорилось. Но, вникая в подробности, перебирая в уме леденящие душу свидетельства жертв сталинских репрессий, я чувствовал себя жестоко обманутым своим низвергнутым кумиром. XXII съезд партии мною уже был воспринят более спокойно и трезво: мы все — партия, советский народ — оказались жертвой чудовищного обмана и мистификации.Объект обожествления не оправдал доверия наивного народа, поверившего в несбыточную мечту. Когда позднее я принялся за свои воспоминания о том, свидетелем чего был в годы войны, я старался дать по возможности объективную картину всего, что видел и слышал: без излишних эмоций, придерживаясь фактов, как я их понимал». (Выд. — Авт.) [372, стр. 368]. В. Бережков. «Как я стал переводчиком Сталина».