Альберт Зейдель - План Сталина: борьба за войну и против политики мира, 1927–1946. Книга 1 [калибрятина]

Так или иначе, но все эти мероприятия привели к тому, что 15 мая Риббентроп передал Шуленбургу совершенно поразительную инструкцию Гитлера. Вот удивительная цитата, раскрывающая метаморфозу, произошедшую с мнением Гитлера о приверженности СССР коммунистической идеологии:

«Риббентроп начал с неслыханного до тех пор заявления о том, что, “по мнению германского правительства, коммунизм в Советском Союзе больше не существует, что Коммунистический Интернационал теперь не является важным фактором советской внешней политики. Поэтому-де возникло ощущение, что между Германией и Россией больше нет никаких реальных идеологических барьеров”. В этих условиях германскому правительству, мол, представляется желательным, чтобы посол как можно быстрее возвратился в Москву и в тактичной форме дал понять Советскому правительству, что Германия не питает к нему враждебных чувств. Послу следовало выяснить “нынешнюю точку зрения советского руководства на советско-германские отношения”. Риббентроп строго наказал действовать при этом с “величайшей осторожностью”. Любое известие о подходах Германии к Советскому Союзу встревожило бы Японию и повредило бы особым германо-японским отношениям». [10]. И. Фляйшхауэр. «Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939».

Так главная проблема на пути к договору между СССР и Германией была устранена: по мнению Гитлера, «между Германией и Россией больше не было никаких реальных идеологических барьеров». К 15 мая с антибольшевизмом Гитлера было покончено. Путь к успешному завершению переговоров между Германией и СССР был открыт. С этого момента дальнейший ход переговоров определялся только одним — предполагаемой датой нападения на Польшу (по плану Вайс, который был подписан Гитлером 11 апреля, оно было назначено на 1 сентября 1939 года). Задача Сталина заключалась в том, чтобы подписание договора с Германией состоялось как можно ближе к этой дате. Этим объясняется сдержанность советской стороны при попытках Германии оживить переговорный процесс в мае-июле (беседы Молотова и Шуленбурга 20 мая и Шнурре и Астахова 26 июля см. таблицу 4.1).

Чем ближе становилась дата запланированного нападения, тем более нетерпеливым и уступчивым становился Гитлер и тем больше требований выдвигал Сталин. Последний не спешил. Ему нужно было подписать договор непосредственно перед нападением Германии на Польшу. В таком случае у Англии и Франции не оставалось бы времени, чтобы вмешаться в ход событий. Справедливость такой интерпретации намерений Сталина подтверждает то, что пакт Молотова — Риббентропа был подписан 23 августа, а ратификация пакта Верховным Советом СССР произошла 31 августа — накануне вторжения Германии в Польшу [13].

Сталин рассчитывал, что на фоне начала военных действий этот договор не привлечет к себе большого внимания. Кроме того, негативная реакция не будет столь резкой, поскольку мир увидит только «безобидный» мирный договор о ненападении. Секретный дополнительный протокол останется тайной.

Ответственность за то, что СССР был «вынужден» подписать договор с Германией, была возложена на Великобританию и Францию, которые «отказались» подписать договор с СССР.

До сих пор тезис, что пакт с Гитлером носил оборонительный и мирный характер, остается официальной позицией России.

«С целью обеспечения своих интересов и безопасности на западных рубежах Советский Союз пошел на подписание пакта Молотова — Риббентропа с Германией». [9]. В.В. Путин в интервью словацким СМИ, 22 февраля 2005 года.

Сравним эту оценку с оценкой Сталина, данной им 3 июля 1941 года, которую мы уже цитировали выше:

«Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой...»

Есть ли в этих оценках отличия? И есть ли в них хоть доля правды?

Но вернемся к переговорам с Германией. Сталин держал паузу до 12 августа! За неделю до этого, 4 августа, отчаявшийся добиться прогресса на порученных ему переговорах посол Шуленбург доложил в Берлин свой вывод: СССР «преисполнен решимости договориться с Англией и Францией»! [13]. До заключения торгового соглашения с Германией, которое предшествовало заключению пакта, оставалось всего две недели! Сталин запутал всех!

Это было результатом обстановки тотальной секретности, которая окружала политику Сталина. Даже ближайшие его сотрудники, которые вели переговоры, знали только то, что им было необходимо для выполнения их прямых обязанностей. Это видно, в частности, из сообщения Астахова, написанного 6 мая, сразу после снятия Литвинова:

«Прошу учесть, что я до сих пор не имею ни малейшего представления о сути наших переговоров с Англией и Францией, если не считать того, что вычитываю из англо-французской прессы, на которую полагаться опасно. Это ставит меня в исключительно трудное положение в разговорах с иностранными дипломатами, которые отлично подкованы и говоря с которыми, постоянно рискуешь попасть впросак. Астахов». [17]. Л. Безыменский. «Гитлер и Сталин перед схваткой».

C 12 августа события начинают стремительно развиваться. В этот день параллельно начинаются переговоры с Германией и переговоры с военными миссиями Англии и Франции в Москве. 19 августа уже подписано торговое соглашение с Германией, а 20 августа Гитлер отправляет послание Сталину, где предлагает в ближайшие дни подписать Договор о ненападении. 23 августа в Москве пакт Молотова — Риббентропа уже подписан. Это происходит за неделю до даты нападения Германии на Польшу.

На последнем этапе Гитлер явно спешит и теряет хладнокровие. Это видно из его послания Сталину:

«Имперский министр иностранных дел германскому послу в Москве.

Телеграмма

Отправлена из Берлина 20 августа 1939 — 16 час. 35 мин.

Получена в Москве 21 августа 1939 — 00 час. 45 мин.

Москва

Телеграмма № 189 от 20 августа

Срочно!

Лично господину послу

Фюрер уполномочивает Вас немедленно явиться к Молотову и вручить ему следующую телеграмму Фюрера для господина Сталина:

«Господину Сталину, Москва.

1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень перестройки германо-советских отношений.

2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации Имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.