Андрей Плотников - Тайна смерти Рудольфа Гесса [Дневник надзирателя Межсоюзной тюрьмы Шпандау]

Кроме текста самого письма эксперт-почерковед исследовал также «шесть письменных принадлежностей», которые он получил от дирекции тюрьмы для изучения. Но почему ему дали для исследования шесть предметов? Ведь в карманах Гесса, в двух футлярах для очков, находились три ручки, два фломастера и три карандаша. То есть письменных принадлежностей, подходящих для исследования, у Гесса на момент смерти было всего пять. Кто дал эксперту-почерковеду шестую авторучку? И откуда вообще в таком случае взялись письменные принадлежности, подвергавшиеся исследованию? Все ли авторучки имели отношение к Гессу?

Выводы, которые сделал почерковед по результатам исследования и которые он привел в своих показаниях, дают больше вопросов, чем ответов, по исследованному материалу. Англичанин выделил две авторучки, с помощью одной из которых могла быть сделана «предсмертная записка». Правда, в одной из этих двух авторучек не осталось чернил, поэтому получить адекватные образцы для сравнения почерковед не смог. Но как же тогда он смог сделать заключение о двух авторучках, если невозможно сравнить? При этом эксперт не исключает возможность использования других ручек и чернил. Из такого заключения следует, что «предсмертная записка» на обороте машинописного письма могла быть выполнена совсем другими «письменными принадлежностями», отличными от исследованных.

Вызывает вопросы и сам документ — заявление британского эксперта на трех страницах. Если заявления всех остальных свидетелей составлены на стандартных бланках, вверху которых типографским способом напечатано STATEMENT (заявление), то первый лист заявления британского почерковеда представляет собой лист обычной бумаги, вверху которого машинописным способом напечатано STATEMENT OF WITNESS (заявление свидетеля). На всех листах показаний свидетелей отпечатано STAFF IN CONFIDENCE, и только на первом листе показаний почерковеда такой отметки нет. Второй и третий листы заявления соответствуют всем стандартам. Для наглядности можно сравнить оформление первого листа показаний почерковеда с протоколами опроса других свидетелей.

Можно сказать, что показания британского эксперта-почерковеда сформированы из двух частей: первого листа, отпечатанного на пишущей машинке на листе обычной бумаги, и второго-третьего листов, оформленных на стандартных бланках полицейского опроса. Что из этого является истиной, а что подделкой?

Первый лист показаний британского эксперта-почерковеда. В пункте 3 описывается изучаемый документ — отпечатанное на машинке письмо на двух страницах. Форма листа показаний отличается от всех других, имеющихся в деле.

Стоит также отметить, что запись на первой странице исследуемого спорного письма, указанную как «Veantwortet 14.VIII», следует читать как «Beantwortet 14.VIII», что на немецком языке означает «Отвечено 14 августа». «Заключенный № 7» имел обыкновение делать пометки о своем ответе на получаемых им письмах: порядок в переписке он уважал. Вероятно, британский специалист действительно не был знаком с немецким языком, и принял рукописное старонемецкое написание буквы В за V, тем более что сходство на самом деле есть. А может, ошибка сделана кем-то сознательно, чтобы всем было понятно: эксперт языка не знал, даже элементарное слово не понял, оборудования для исследования у него с собой не было, условия исследования были далеки от идеальных. Соответственно никаких претензий к эксперту за его работу быть не может!

Но ведь Королевская военная полиция, а за ней и весь мир приняли три листа кем-то составленного документа под названием «Заявление свидетеля» за неоспоримое доказательство подлинности «предсмертной записки» «заключенного № 7». При этом по форме самого заявления видно, что этот документ подвергался каким-то изменениям. Но кто же вел опрос почерковеда? Подпись следователя Королевской военной полиции, принявшего данные показания, отсутствует, при том что на заявлениях всех других свидетелей подписи британских следователей стоят.

Таким образом, анализ материалов расследования, проведенного Королевской военной полицией в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году по факту самоубийства заключенного № 7 Рудольфа Гесса, свидетельствует, что:

а) исследованию подвергалась не та записка, что была изъята в госпитале из кармана заключенного;

б) исследованию подвергались письменные принадлежности, не относящиеся к Рудольфу Гессу;

в) результаты проведенной экспертизы говорят о том, что почерк в исследуемой записке соответствует почерку Рудольфа Гесса;

г) показания британского эксперта-почерковеда, проводившего анализ предсмертной записки «заключенного № 7», с большой вероятностью фальсифицированы.

5. Снова вернемся к конверту, в который начальник британского военного госпиталя в Западном Берлине полковник Хамер-Филип сложил предметы, обнаруженные в карманах Гесса. В соответствии с показаниями Хамер-Филип запечатал конверт в присутствии советского врача. В тот же день начальник госпиталя передал конверт американскому директору МТШ господину Кину, который являлся на тот момент председательствующим директором тюрьмы.

Попробуем уточнить: а что сделал американский директор с конвертом, полученным от Хамер-Филипа? В своих кратких показаниях, сделанных 3 сентября 1987 года, господин Кин говорит о своем подчиненном — надзирателе Джордане и дает ему высокую оценку. Но он ни словом не упоминает о полученном им от начальника британского военного госпиталя конверте с вещами заключенного. Зато о конверте с вещами подробно рассказывает британский директор МТШ Ле Тиссьер. В его показаниях от 24 августа 1987 года говорится о получении американским директором МТШ конверта с вещами и вскрытии его в присутствии всех директоров. Среди этих вещей и находилась записка. Ле Тиссьер показал: «Я изучил записку заключенного и могу констатировать, что „Предсмертная записка“ была написана на оборотной стороне первой страницы машинописного письма из двух страниц от Андреа Гесс, его невестки и жены Вольфа-Рюдигера Гесса, чье имя и домашний адрес напечатаны в начале листа. Письмо датировано 20.07.1987». Очевидно, что «записка на обороте машинописного письма» у Ле Тиссьера существенно отличается от «письма из одной странице обычной белой бумаги», которое изъял из кармана одежды «заключенного № 7» начальник британского военного госпиталя полковник Хамер-Филип.

Такие расхождения в описании «предсмертной записки» еще раз подтверждают, что выдаваемое за предсмертную записку «заключенного № 7» послание, написанное на оборотной стороне первой страницы машинописного письма, полученного от невестки, не является запиской, найденной после смерти Рудольфа Гесса в британском военном госпитале в его карманах.