Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

« Creberrime deplorantium civium conquestiones invicem conferuntur, miseros se non habere patronum sed expilatorem publicum; nullum aliud sibi futurum remedium, nisi longius aliquo secederent ». («Горожане постоянно обмениваются горькими жалобами на то, что у них, несчастных, не патрон, а грабитель общества; у них нет никакого другого выхода, кроме как уйти куда-нибудь подальше».) Gesta episcoporum Camerac. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 454.

Gesta episcoporum Camerac. Mon. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 498.

Chronicon S. Andrea Castri-Cameracesii. Mori. Germ. Hist. Script., т. VII, с. 540.

Считают иногда — и Рейнеке (Reinecke, Geschichte der Stadt Cambrai, S. 100 u. f.) еще до сих пор придерживается этого мнения — городским восстанием мятеж, вспыхнувший в 958 г. в Камбрэ против епископа. Это, разумеется, неверно. Мятеж 958 г. отнюдь не был городским восстанием, это было просто оппозиционное движение, вызванное управлением епископа Беренгара. При Эракле в городе Льеже тоже разразилось восстание, направленное против епископа. Упоминающиеся в источниках, в связи с этими обоими событиями, cives — глубоко отличны от торговых burgenses XI века. Л. Вандеркинедере (L. Vanderkindere, La premiere phase de l'evolution constitutionnelle des communes flamandes. Annales de l'Est et du Nord, 1905, p. 340) разделяет мнение Рейнеке. Это объясняется тем, что он считает согласно старой теории Гейслера и Арнольда горожан не чем иным, как потомками свободных людей франкской эпохи. Все восстания похожи друг на друга известными чертами. Но желать на этом основании относить к X веку «присяжные коммуны» — значит игнорировать ход исторического развития. При объяснении здесь надо руководствоваться не буквой источника, а историческим правдоподобием и не допускать смешения в одну аморфную массу совершенно различных явлений.

О дальнейшей истории города см. Н. Dubrulle, Cambrai a la fin du moyen age (Lille, 1903).

В параграфе 18 хартии Сент-Омера от 1127 г. (Giiy, Hist, de Saint-Omer, p. 374) говорится о привилегиях, дарованных городу графом Robertas Barbatus . В силу эпитета « Barbatus » Жири полагает, что князем, о котором в данном случае идет речь, был Балдуин Бородатый (988–1035 гг.). Между тем дело в действительности идет о Роберте Фрисландском (1071–1093 гг.), ибо именно он называется Robertas Barbatus автором одной анонимной биографии Карла Доброго (Mon. Germ. Hist. Script., т. XII, с. 620) и в одной грамоте 1095 г. у Miraeus, Op. lipl., т. III, с. 20.

В Ипре с 1114 г.

Хартия Сент-Омера, § 3.

Ibid. § 4.

Ibid. § 5.

«Lex et consuetude» que cora vocatur». (Keure du metier de Furnes.) «Legem que dicitur chore» (Keure des Quatre-Metiers); «legem sive choram». По поводу идентичности слов « lex » и « pax » ср. Gislebert, Chronicon Hanoniense, ed. Vanderkindere, p. 78: «Legem instituit [comes] que pax nomitatur».

Относительно всех этих событий см. превосходное изложение Гальберта, составленное на основании заметок, ежедневно делавшихся на восковых таблицах. Ни один источник XII века не дает нам более правильного освещения жизни горожан. Galbert, Histoire du meurtre de Charles le Bon, comte de Flandre, ed. H. Pirenne.

Теодорих получил права на Фландрское графство через свою мать Гертруду, дочь Роберта Фрисландского.

Л. Вандеркиндере (L. Vanderklndere, La politique communale de Phillippe d'Alsace et ses consequences. Bullet, de l'Acad., Classe des Lettres 1905, p. 749 и далее) наоборот, полагает, что Филипп был врагом городов. Помимо того, что маловероятно, чтобы этот князь, столь часто воевавший со своими соседями и французским королем, настроил бы еще вдобавок против себя свои города, Вандеркиндере, по-моему, смешивает дававшийся князем отпор попыткам городов, направленным против его сюзеренных прав, с его отношением к развитию городов вообще. Нет никаких сомнений в том, что он оказывал этому развитию всяческое содействие и приложил много энергии, чтобы добиться процветания торговли и, следовательно, горожан. Но он не мог допустить, чтобы его города превратились в «вольные города», т. е. в городские республики, и никакой князь того времени не мог бы допустить этого. Его образ действий необходимо рассматривать с точки зрения современных ему взглядов, а не желать, чтобы он вел себя либералом XIX века. К тому же примеры его мнимовраждебного отношения к городам исчерпываются одним только Гентом. Главной причиной, приведшей Вандеркиндере к его выводам, является, в частности, то, что он верит в существование корпорации присяжных автономных магистратов фламандских городов, уничтоженных по приказанию Филиппа Эльзасского. Ср. его исследование: La premiere phase de l'evolution constitutionnelle des villes flamandes , цитированное выше на стр. 159 примеч. 3. Но его мнение по этому вопросу, несомненно, ошибочно. В крупных фламандских городах до Филиппа Эльзасского не было постоянных присяжных. Их единственной первоначальной городской властью являлось местное эшевенство, которое было одновременно и городским, и княжеским по своему характеру. Присяжные встречались во Фландрии лишь во второстепенных городах и в особенности в городах, зависевших от какого-нибудь местного сеньора (как, например, Поперинг или Арк). Одновременное наличие корпорации городских присяжных и княжеских эшевенов типично для Льежской области и Брабанта, но отнюдь не для Фландрии, и смешанный характер эшевенства во Фландрии является как раз лучшим доказательством мирных отношений между графом и городами. Теодорих Эльзасский поступал точно так же, как и его сын. Он покровительствовал городам и купцам (см. характерный документ у Espinas, Douai, стр. 26). Однако он отнял у Сент-Омера право чеканки монеты, дарованное ему Вильгельмом Кантоном, и известно, что он осаждал в 1138 г. Гент, впрочем, по не установленной до сих пор причине. Самое либеральное современное государство вынуждено бывает прибегать к репрессиям, когда под угрозу поставлены его права, и средневековые князья неоднократно имели основания — которых мы не можем у них отнять — действовать аналогичным образом. Несколько наивно противопоставлять мнимый реакционный союз между духовенством и князем освободительному движению городов, — в особенности по отношению к таким государям, как графы Эльзасского дома, которые столь не сочувственно относились к политическим притязаниям духовенства.

« Si scabini a comite vel a ministro comitis submoniti, falsum super aliqua re judicium fecerint, veritate scabinorum Attrebatensium, sive aliorum qui eamdem legem tenent, comes eos convincere poterit …» («Если эшевены, вызванные графом или представителем графа, произнесут по какому-либо делу неправильный приговор, то граф может уличить их вердиктом эшевенов Арраса или других городов, которые придерживаются того же закона») Warnkoenig-Gheldolf, Histoire de Flandre, t. II, p. 420. Мы встречаемся с аналогичным явлением в Льежской области, романская столица которой распространила свое право как на фламандские, так и на валлонские города княжества. Это явление интересно, как наглядное доказательство того, что городское движение было, по существу, социальным движением и именно в силу этого малодоступным влияниям этническим.