Анри Пиренн - Средневековые города Бельгии

Как ни велико было значение торговли в Нидерландах с XIII века, но значение промышленности было здесь еще больше. Промышленность придала этой стране ее характерную физиономию и предоставила ей совершенно исключительное место в Европе. Нигде, даже в Италии, нельзя было встретить на столь малом пространстве такого множества крупных мануфактурных центров. От Дуэ до Сен-Трона на равнине, орошаемой притоками Шельды и Мааса, не было ни одного города, который не занимался бы суконной промышленностью. Бельгийские ткани не имели себе равных как по своей мягкости и тонкости, так и по красоте расцветки. Подобно современным лионским шелкам, они были тогда распространены по всей Европе. Повсюду они были такой же неотъемлемой принадлежностью одежды дворянства и богатых горожан, какой стали впоследствии бархат и шелк. Когда Филипп Красивый во время войны с фламандцами закрыл французскую границу для изделий их промышленности, то он оказался вынужденным пропускать во Францию, в нарушение своих собственных указов и, по существу, контрабандным образом, богатые ткани, без которых не мог обходиться королевский двор [492]. Эти ткани были такого исключительного качества, что они экспортировались даже на Восток, где венецианские, марсельские или барселонские суда выгружали их на сирийский берег и где они встречались на базарах с дамасскими тканями и серебряной и золотой парчой. Уже в XIII веке количество сортов их было поразительным. Выделывались алые сукна, грубошерстные, так называемые « dickedinnen », коричневые, полушерстяные сукна ( ghemingde lakene ), полосатые сукна ( strijpte larene ) и сукна переливчатого цвета. Изделия каждого города можно было узнать по складке ( voud ) и по длине кусков, а также по прикрепленной к ним пломбе. В Ипре в конце XIII века город потреблял ежегодно не меньше 800 000 таких пломб [493].

Искусство крашения шерсти было вначале, по-видимому, особенно развито на юге Фландрии. Вильгельм Бретонский хвалит искусность ипрцев в этом деле [494], и в течение всего XIII века алые сукна Дуэ пользовались европейской репутацией. Аррас, со своей стороны, славился изготовлением легких тканей, которые в Северной Германии называли, Rasch (т. е. Arrasch ?).

В ходе исторического развития суконная промышленность стала в Средние века перемещаться с юга Нидерландов на север. Она покинула сначала Артуа, затем валлонскую Фландрию, все более концентрируясь в Ипре, Генте и Брюгге. Но в то же время она распространилась в Брабанте, и в XIV веке Лувен, Брюссель и Мехельн стали соперничать со своими соседями по ту сторону Шельды. Причину этой эволюции следует искать в экономической и политической истории страны.

В то время, когда торговля велась главным образом по сухопутным дорогам и по течениям рек, фландрские сукна распространились в чужих землях благодаря местным или заграничным ярмаркам. Иностранные купцы приезжали за товарами на пять фландрских ярмарок — в Туру, Мессин, Лилль и Дуэ, в то время как бельгийские купцы, со своей стороны, отправляли свои ткани на английские ярмарки, на ярмарки рейнских областей и в особенности на знаменитые ярмарки Шампани [495]. Эти последние оставались до конца XIII века одним из главных рынков фламандской промышленности. Суконщики Дуэ, Лилля и Ипра сбывали туда лучшую часть своих товаров. Каждый год они приезжали сюда обменивать под руководством « eswardeur » (надсмотрщика) свои ткани на товары, привозившиеся из Бургундии, Прованса, Италии и Испании, и их тамошние сделки были так значительны, что для выписывания долговых и кредитных обязательств пришлось создать в городах должность особых клерков, которых называли «шампанскими клерками» [496].

Благодаря развитию морской торговли роль ярмарок уменьшилась к концу XIII века. Фландрские ярмарки пришли в это время в полный упадок. Иностранные купцы не приезжали больше в Мессин или в Туру. Они облюбовали Брюгге, откуда отправлялись для закупок по своему усмотрению в города внутри страны. В правление Гюи де Дампьера крупнейшие промышленные города видели в сохранении ярмарок лишь препятствие для свободных торговых сношений [497]. Отвернувшись от фландрских ярмарок, иностранцы стали мало-помалу покидать также и ярмарки Шампани. Их упадок начался в царствование Филиппа Красивого, когда итальянцы перестали приезжать туда в большом количестве. С тех пор жители Нидерландов стали все реже пользоваться дорогами Франции. Если в XIV веке Дуэ, Мехельн и Аувен имели еще свои ряды в Бар-сюр-Обе, то их торговля здесь все более и более хирела. Вся промышленность устремилась теперь к Звинскому порту.

Присоединение валлонской Фландрии к Франции в тот момент, когда завершалась эта эволюция, нанесло смертельный удар ее промышленности. Оторванная от Брюгге, валлонская Фландрия должна была отказаться от соперничества с городами севера. Это нетрудно понять, если принять во внимание, что море было необходимо не только для сбыта изделий фландрской суконной промышленности, но для получения перерабатывавшегося ею сырья. Действительно, уже с ранних пор местной шерсти оказалось недостаточно для нужд промышленности и пришлось прибегнуть к ввозу ее из-за границы. Для этого обратились, конечно, к Англии. Овцы этой страны богатых пастбищ славились тонкостью и длиной своего руна, и вскоре после нормандского завоевания начался усиленный ввоз английской шерсти во Фландрию. Купцы, приезжавшие продавать свои сукна на ярмарках островного королевства, возвращались оттуда с полным грузом шерсти. Они имели в Дувре и в Лондоне склады, в которых скоплялась в период стрижки драгоценная шерсть. Английские крупные земельные собственники, уверенные в наличии постоянного рынка сбыта, стали развивать в своих поместьях во все большем масштабе овцеводство. Особенно отличались этим цистерцианские аббатства. Шерсть каждого из них была известна и котировалась на брюггском рынке [498]. Пошлины с вывозимой шерсти составляли в XIII веке один из значительнейших источников дохода английской короны [499]. Таким образом, Фландрия и Англия стали необходимы друг другу. Первая не могла обойтись без своей соседки для своей промышленности, а вторая — для своего сельского хозяйства.

Начиная со второй половины XIII века в каждом из крупнейших городов Фландрии купцы, посещавшие английские порты и ярмарки, стали объединяться в компании или гильдии, которые) обыкновенно назывались ганзами. Их примеру последовали купцы небольших городов, и вскоре различные ганзы сорганизовались, сперва в местные группы, а позже — в обширную ассоциацию, которая охватила всю страну и которую назвали Лондонской ганзой [500]. Брюгге назначал « Hansgrave » («графа ганзы») этой могущественной организации; « Schildrake », или знаменосец, должен был быть из Ипра.