Томас Уилсон - История свастики с древнейших времен до наших дней

Кое-где журналисты упоминают о том, что якобы после нападения Германии на СССР сотрудники НКВД изымали в музеях полотенца со свастиками. Верится в это с трудом: во- первых, в первые месяцы войны у НКВД хватало забот и поважнее, во-вторых, напуганные 1937 годом сотрудники музеев сами не решились бы включать «фашистский знак» в действующую экспозицию, опасаясь, и вполне резонно, немалого срока лагерей за фашистскую пропаганду. Больше верится истории о директоре-перестраховщике из каргопольского музея, который с началом войны инициативно изъял из запасников и уничтожил все имевшиеся на тот момент старинные полотенца и скатерти со свастиками — вероятно, он опасался, что может быть донос, явятся крепкие ребята из НКВД, перетряхнут всё его хозяйство и получит он срок за хранение таких экспонатов — давали же тогда 15 лет лагерей за хранение брошюрки Троцкого, о существовании которой сам хозяин давным-давно запамятовал. Если бы в те годы подобные полотенца уничтожались бы централизованно, они бы не сохранились до нас — тогда как в реальности мы видим совершенно обратное.

Кстати, о полотенцах. Один из авторов вышедшей в 1996 году в альманахе «Волшебная гора» работы о свастике Г. Дурасов является специалистом по русскому народному прикладному искусству, и он поведал такую историю. В 1980-х годах ленинградский филиал издательства «Художник РСФСР» готовил к печати альбом И. Я. Богуславской «Русское народное искусство в собрании Государственного Русского музея» (вышел в 1984 г.). На одной из иллюстраций автор считала целесообразным поместить олонецкий подвес, на котором среди орнаментальных мотивов встречались свастики. В те годы красочные издания на мелованной бумаге, где требовалось хорошее качество печати, зачастую делались в ГДР. Сотрудники музея подобрали материал, были отсняты слайды и создан макет книги, который и отправили в ГДР. И вдруг при изготовлении пробных оттисков кто-то из немецких полиграфистов замечает на одной из иллюстраций — о ужас! — свастику. А надо сказать, что «полиция мысли» ГДР работала ещё получше нашего КГБ — да и население у них было вышколено несколькими десятилетиями антинацистской и коммунистической пропаганды — до сих пор немцы боятся наносить свастику на выпускаемые для коллекционеров модели самолётов эпохи Второй мировой. Не веря своим глазам, немец поставил на полях макета издания карандашиком вопросительный знак и сообщил куда надо. В конце концов запросили музей, там, по-видимому, прояснили ситуацию — но чтобы не смущать «малых сих», крамольную иллюстрацию с олонецким подвесом из книги поспешили убрать, заменив на безобидных петушков и ласточек.

Первая послевоенная книжка, где демонстрировалась свастика на русских ширинках, вышла уже при Горбачёве — Багдасаров и Дурасов рекомендуют свой альбом «Изобразительные мотивы в русской народной вышивке. Музей народного искусства» (М., 1990) и книгу С. В. Жарниковой «Обрядовые функции северорусского женского народного костюма» (Вологда, 1991). Три сюжета вологодских вышивок из этой книги мы приводим на рис. 167 — видно, что свастика здесь весьма условная (хотя на вышивках встречается и классическая). О классической свастике северные мастерицы до сих пор говорят как во времена бабушек: «немецкий знак». В Рязанской губернии свастику или схожий с нею орнаментальный дизайн называли «ковылье» («Декоративное искусство СССР», № 3 за 1975 г., стр. 42), на Печёре говорили — «полотенце заецами», а в той же Рязанской губернии — «кони» либо «коневые голяшки».

Последнее требует разъяснения. Выше читатель уже познакомился с самой достоверной, на наш взгляд, гипотезой о происхождении свастики из «сегнерова колеса», состоящего из четырёх конских, а потом просто животных или птичьих голов, причём кони являлись священными конями, на которых Солнце перемещалось по небу, а сама свастика — солярный знак, символизирующий вращение двигающегося по небосклону солнца. Там же упоминалось, что крыши русских изб украшались изображениями — порою стилизованными — коня, а самая высокая, доминирующая часть избы до сих пор называется «конёк» и осеняет два сакральных центра человеческого жилища — божницу и печь. На рис. 168 вы видите стилизованное изображение конька, представляющее практически половину свастики. Хотя рязанским вышивальщицам едва ли было всё это известно, а название узора «кони» могло обозначать стилизацию более сложного и раннего узора из конских голов — конь и петух (птица солнца) до сих пор являются излюбленными мотивами орнаментации народных русских полотенец. Ещё одно изображение свастики на златошвейном кокошнике начала XIX века из Вологодской губернии вы видите на рис. 169.

Кстати, об антифашизме — порою и здесь, обжёгшись на молоке, перегибают палку. Печальным случаем «свастикофобии» стала вырубка лиственниц в государственном секторе леса под Зерниковым (в 60 милях к северу от Берлина). Посаженные в 1938 году местным предпринимателем лиственницы каждую осень образовывали своей желтеющей хвоей свастику посреди вечнозелёных сосен. Знак этот площадью в 360 кв. м. можно было заметить только с самолёта. Эти деревья выстояли всю ГДР-овскую эпоху, и вырублены ныне в объединённой свободной Германии по чьей-то перестраховке — а зря: думаем, за полвека идеологи коммунизма прочистили все мозги населению той же ГДР поучениями о вреде нацизма. Подобные мемориальные рощи выращивали и у нас — в виде слова «Сталин» к юбилею вождя 1949 года и слова «Ленин» к ленинскому столетию в 1970-м году.

А был еще такой случай. В 1963 году издательство «Наука» подготовило к печати популярную брошюру А. Монгайта «Археология и современность». На задней стороне обложки должно было быть изображение найденного в Самарре древнего блюда IV тысячелетия до нашей эры (рис. 4, о самом блюде см. выше) с резвящимися в волнах дельфинчиками и летящими птичками. В центре же блюда красовалась большая жирная свастика — одна из самых древних. Хрущёвская цензура распорядилась блюдо оставить — раз уж оно так дорого автору, — но середину свастики вымарать. В результате от свастики осталось четыре бесформенных обрубка, и, если не знать об этой истории, ни за что в голову не придёт, что там некогда было нечто крамольное. А спрашивается — чего боялись? Впрочем, тогда свастику в российских городах рисовали на стенах поменьше, чем теперь.