Яков Гордин - Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года

Поручик Розен писал через много лет: «С лишком два часа стоял я неподвижно в самой мучительной внутренней борьбе, выжидая атаки на площади…» Он был уверен, что в случае атаки восставших он сможет увлечь роты за собой и поддержать удар своих единомышленников.

На одном из допросов начальник Главного штаба генерал Дибич сказал Розену, после разговора об остановленных им ротах: «Понимаю, как тактик вы хотели составить решительный резерв». Розен промолчал.

Собственно, так оно и было. И вполне возможно, что в случае активных действий на площади ему удалось бы двинуть в нужном направлении своих финляндцев.

Но реальны ли были эти действия?

Когда Сутгоф увел на площадь свою 1-ю роту, Панов немедленно стал готовить выход остальных рот. В материалах полкового следствия сказано: «Спустя некоторое время пришел во 2-ю гренадерскую роту, а из оной в 4-ю, поселил в нижних чинах подозрение к учиненной присяге, говоря, что их обманули, что настоящий царь наш Константин, что весь Гвардейский корпус не присягает Николаю Павловичу, собравшись на Петровской площади, что им будет худо за то, что приняли легковерно присягу, приказывал скорее людям одеваться в шинели и обещал их вести на Петровскую площадь, если они согласны будут за ним следовать».

Хотя, судя по формуляру, Панов в это время был из батальонных адъютантов переведен во фрунтовые командиры, но, очевидно, еще не получил под команду определенной войсковой единицы. Потому он обращался ко всем. Поручик Панов, двадцати одного года, делавший успешную гвардейскую карьеру, недавно еще — на обеде с Булатовым — пивший за здоровье своей невесты из ее башмачка, во втором часу дня 14 декабря начал игру ва-банк. Он принадлежал к той группе молодых членов тайного общества, которые в этот день, решив действовать, не знали колебаний.

Задача перед ним была неимоверной трудности — убедить тысячу солдат, рассредоточенных по казармам, в необходимости отвергнуть, перечеркнуть только что принятую присягу и пойти за ним, вопреки воле командования, в неизвестность.

В Московском полку было трое активных заговорщиков, поддержанных еще несколькими офицерами. Причем Михаил Бестужев и Щепин были ротными командирами. В Гвардейском экипаже почти все офицеры, все ротные командиры подали матросам пример непослушания и пошли на площадь вместе с экипажем.

Панов был один.

А против него были ротные командиры, батальонный командир, командир полка. И все же — он решился.

Обстоятельства ему помогли. Полковник Стюрлер получил приказ вести полк к императору и вывел роты на казарменный двор. Гренадеры были при боевых патронах.

Полковое следствие свидетельствует: «Когда же оба баталиона, состоявшие из 4-х рот 2-го и двух первого, были построены вместе в колонну и оставались довольно долгое время на дворе, то поручик Панов старался каждую команду полкового командира и действие, ходя между каждым взводом, представлять людям с худой и для них опасной стороны». Разумеется, нельзя полностью доверять показаниям подавленных разгромом восстания солдат, но основная линия агитации, которую в этих чрезвычайных обстоятельствах выбрал Панов, просматривается достаточно ясно. «…Когда 1-я рота прежде сего уведена была поручиком Сутгофом на Петровскую площадь, то полковник Стюрлер при вторичном выводе рот велел расставить кругом цепь и не пропускать никого обратно, как из 1-й роты, равно и прочих посторонних людей, то поручик Панов говорил людям: «Смотрите, вот как начальники боятся — становят цепь. Полки придут сюда и всех вас перебьют за ложную присягу». Когда же командовано было заряжать ружье, то и тут приказывал людям сего не исполнять, а советовал лучше сдаться без драки, когда придут противу их полки Гвардейского корпуса, и, наконец, приготовив таким образом людей, взошел в середину колонны, первый подал знак к возмущению криком: «Ура!» — и повел роты в совершенном расстройстве на Петровскую площадь».

Н. А. Панов. Акварель Н. А. Бестужева. 1839 г.

Но сам момент выхода лейб-гренадер был куда драматичнее. Когда наэлектризованные и колеблющиеся солдаты стояли в колонне, с площади донеслись залпы. Тогда Панов, понимая, что наступил переломный момент и ждать далее нельзя, выхватил шпагу и бросился в ряды гренадер с криком: «Слышите, ребята, там уже стреляют! Побежим на выручку наших, ура!»

Мощная колонна — в лейб-гренадеры отбирали особенно высоких и сильных солдат — опрокинула охранявший ворота караул и, вырвавшись на улицу, бросилась в направлении Невы.

Было это сразу после половины второго. «Уже стреляют…» — стало быть, это были первые залпы по кавалерии. Разрозненных выстрелов в отдаленных казармах полка могли и не услышать.

Старшие офицеры полка во главе с полковником Стюрлером пытались остановить, задержать колонну. Но теперь это было уже невозможно.

И здесь, как у московцев и моряков, решающую роль сыграл волевой напор, героический порыв представителя тайного общества. Можно было готовить восстание холодной головой, но выводить полки оказалось возможным только так. В Измайловском и Финляндском полках не хватило именно порыва.

То, что произошло далее, требует внимательного рассмотрения.

Часть пути — до Невы — колонна Панова прошла маршрутом Сутгофа. Спустилась на лед. Самый прямой и скорый путь к Сенату лежал именно по Неве, как и пошел Сутгоф. Но Панов почему-то выбрал другой путь. Он со своими солдатами пошел «наискось к Мраморному дворцу», как показал он сам. Поднявшись на набережную у Мраморного дворца, близ Марсова поля, Панов повел опять-таки колонну не кратчайшим путем по набережной, а, сделав крюк, свернул на Мильонную улицу (нынешнюю улицу Халтурина) и повел колонну на Дворцовую площадь.

Это были не беспричинные зигзаги растерявшегося юноши со шпагой. Панов вел себя точно и целеустремленно, и каждый его поворот имел смысл.

В своих лихорадочных разъездах по городу, о которых у нас пойдет еще речь, полковник Булатов в четвертом часу оказался именно в том месте, где поднялся на набережную лейб-гренадерский батальон. И не случайно. Как мы помним, он должен был где-то на пути ждать лейб-гренадер, чтобы их возглавить. «…Я велел себя везти по набережной, единственно для того, чтобы увидеть лейб-гренадер и предостеречь Сутгофа, что он обманут; но, подъезжая к Фагаринской пристани или, кажется, у Мраморного дворца, спросил я: «Прошли ли лейб- гренадеры?» Мне отвечали: «Давно уже». — «Досадно», — сказал я».

Как мы увидим далее, Булатов искал лейб-гренадер не только для того, чтобы их предостеречь. При всей откровенности он все же несколько корректировал свои истинные намерения в письме великому князю. Но сейчас важно то место, где рассчитывал он встретить полк. С любой точки короткого отрезка между Гагаринской набережной и Мраморным дворцом он мог увидеть гренадер, пересекающих Неву. Он приехал туда от Исаакиевской площади, то есть от поля действий. Он ехал навстречу полку, который должен был возглавить. И Панов совершенно точно выводит колонну именно на это место. Очевидно, у Панова и Сутгофа существовала по этому поводу договоренность с Булатовым. Но Сутгоф, по малочисленности своего отряда, счел за благо присоединиться к более крупным силам. Панов же попытался придерживаться намеченного плана. Его девяти сотням штыков было по силам выполнять самостоятельные задачи.