Светлана Мрочковская-Балашова - Она друг Пушкина была. Часть 2

Петербург продолжал веселиться, а на Россию надвигались грозные события — восстание в Польше.

30 апреля 1831 г.: Бутурлин уезжает в Варшаву в свите императора вслед за уже переброшенной в Польшу гвардией.

Опережая события, завершу свой рассказ о нём. В Варшаве Алексей оставался больше года. В ноябре 1831 г. верный паж из свиты Долли вернулся в Петербург. Графиня обрадовалась встрече с шалопаем: Он весёлый и добродушный , по-прежнему поверхностный и легкомысленный — год лишений в Польше не изменил его. Николай умел отличать своих героев. Алексей Петрович был назначен адъютантом императора. Карьера была ему обеспечена. Он дослужился до генеральского чина. Порхающая красивая бабочка наконец нашла себе достойный цветок — очень милую и умную, по словам Смирновой-Россет, девушку Ольгу Петровну Сухтелен. Она была дочерью графа Петра Корниловича Сухтелена, инженер-генерала, управляющего свитой его императорского высочества по квартирмейстерской части, позднее посла в Швеции. В зрелом возрасте бабочка, как это часто случается, превратилась в муравья-домовушу. Верный адъютант Николая, подобно своему старшему братцу Михаилу, получил синекуру — с 1846 г. стал военным и гражданским губернатором Ярославской губернии.

Европу лихорадило — зараза Июльской революции из Франции перекинулась в другие страны. Начались волнения в Италии. Восстали Модена и Парма. Болонья и Феррара объявили себя республиками. Города северной провинции Романьи отказывались от повиновения римскому папе. Бонапартисты убеждали народ сбросить власть Австрии, а герцога Рейхштадтского объявить королём Италии. Польша воспрянула духом и готовилась восстать против России. Внимательно следившая за европейской политической жизнью гр. Фикельмон пророчески предсказывала приближение войны.

Страничка из дневника Долли — запись 6 ноября 1830 г.:

Вторники и пятницы [47] По вторникам и пятницам — позднее по четвергам — они принимали близких друзей. проходят очень хорошо , но разговоры чересчур серьёзны , и события в Европе совсем не веселят души. Все одинаково озабочены, ибо мы трепещем не просто и не только из-за революции во Франции и больших волнений в Бельгии, а из-за последствий, которые они могут оказать на всю Европу. Трепещем от страха перед войной, чреватой угрозой моментально превратиться во всеобщую! Вероятно, мы находимся накануне большого кризиса, который невозможно предвидеть, но он кажется неизбежным, когда наблюдается такое бурление, такое объявшее поголовно всех безумие. Повсюду отсутствие спокойствия и терпимости, молодёжь абсолютно лишена религиозного чувства, царит бунтарский дух и против Господа, и против любой земной власти; она чувствует потребность разорвать все связи, устранить все преграды. Накануне первой революции во Франции наблюдались крайнее моральное разложение и отвратительный разврат, которые не могли не подкопать основы общества и не привести к большим бедам, но сейчас царит духовное разложение, идейная распущенность, невообразимый нравственный хаос, бунтарство против всех старых доктрин, против всего святого, всего, что называется спокойствием. Демон гордости овладел человеком, и он возомнил себя могучее небес. Это новая война ТитановI

Запахло войной и в России. Но для неё войны фактически никогда не прекращались. В царствование Николая война была перманентной — он взошёл на престол под звук выстрелов на Сенатской площади и покинул его, когда ещё не смолкли залпы последней, ведомой им русско-турецкой войны. Он умер неожиданно, сломленный позорным разгромом в Севастополе и гибелью российского черноморского флота. В промежутках между этими событиями Россия непрерывно воевала на Кавказе — и с горцами, и со своими соседками Турцией и Персией, завоёвывала Среднюю Азию, усмиряла Польшу.

Мир в Царстве Польском был иллюзорным — грёзы о свободе не оставляли поляков с того самого момента, когда по соглашению с Австрией и Пруссией Россия отрезала себе огромный кусок лопнувшего на стыках пирога — его восточные области. Гордые ляхи выжидали подходящего момента, чтобы сбросить власть ненавистных москалей. После победы под Аустерлицом Наполеон образовал из восточных территорий Польши Варшавское королевство, превратив его в свой плацдарм против России. Венский конгресс 1814—1815 гг. произвёл передел Польши. Шесть воеводств вновь отошли Российской империи вместе с престольным градом Варшавой. После победы над Наполеоном Александр I в эйфории славы великодушно даровал полякам конституцию. В своей речи перед польским сеймом (в марте 1818 г.) царь обещал конституционные права и другим народам России. Некоторые слова этой речи громко отозвались в русских сердцах, возбудив ложные надежды. Отголосок этот был настолько силён, что давал себя чувствовать и много ещё лет спустя, а отчасти оказался причиною даже мятежа, сопровождавшего восшествие на престол моего Николая. [48] Воспоминания императрицы Александры Фёдоровны. С 1817 по 1820 год. Из книги: Русская старина. Жизнь императоров и их фаворитов. М., Новости. С. 565. Не политику, не историку принадлежит столь глубокомысленная оценка последствий несбыточных обещаний Александра, а женщине, которую современники считали легкомысленной бабочкой на троне, — жене Николая I, императрице Александре Фёдоровне. Другая мемуаристка той эпохи, Александра Смирнова-Россет, уточнила высказывание царя: конституционные права перейдут из Польши далее, смотря по обстоятельствам и когда народ приготовлен будет к этому. [49] Смирнова-Россет А. О . Дневник. Воспоминания. С. 6.

Александр I давно уже составил «Государственную условную грамоту» — тайную, так и не введённую в России конституцию. Она неведомыми путями попала к Герцену в Лондон и в числе других документов секретной российской истории была им опубликована в 1861 г. (во второй книжке «Исторического сборника Вольной русской типографии»). Отказ Александра от своих либеральных посулов подготовил почву для террора. Он начался с создания военных поселений — сначала северных, затем южных. По плану Аракчеева широкая полоса военных поселений должна протянуться с севера до Чёрного моря, образовав, как сказал Герцен, военную Россию, которая надвое разделит гражданскую. Это была новая, военизированная кабала для крестьянина — и солдат и земледелец в одном лице. Что значительно хуже, страшнее положения крепостных. Унтер-офицер Шервуд-Верный, один из следивших за декабристами агентов, был удостоен невиданной чести — аудиенции самого императора Александра. Он «открыл» царю глаза на взрывоопасность военных поселений: Людям дают в руки ружья, а есть не дают. Что же им ещё остаётся делать? Государь удивился прямоте Шервуда и попросил объяснить ему свою мысль. Унтер-офицер подробно изложил собственные наблюдения. Поселянам приходится кормить свои семейства, офицеров, кантонистов, резервистов. Они заготовляют и перевозят древесину из черкасских лесов, занимаются строительством. Из-за этой повинности не имеют даже тех положенных им на полевые работы трёх дней в неделю. Немало случаев, когда люди умирают с голоду. Министр финансов издал постановление, запрещающее крестьянам продавать хлеб и другую сельскохозяйственную продукцию за пределами своего уезда. А это ограничивает развитие внутренней торговли. За всем этим Шервуд видел злой умысел правительственных чиновников. Устроенный Виттом для императора показной смотр южных военных колоний, как уже говорилось, обошёлся поселянам трёхлетней хозяйственной разрухой.