Светлана Лучицкая - Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов

Ответственный редактор: А. Я. Гуревич

Издательство «Алетейя»

Санкт-Петербург, 2001

Издание подготовлено к публикации при поддержке РГНФ: грант N 99 01 00085а.

ISBN 5-89329-451-3

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2001 г. © С. И. Лучицкая, 2001 г.

Христианские представления о мусульманах, образ ислама… Эта тема вписывается в более широкий контекст изучаемой в философии, социологии, психологии и истории ключевой проблемы — феномена «Иного». Оппозиция «свои» — «чужие» присуща человеческому сознанию во все эпохи и имеет фундаментальное значение для раскрытия специфики любой культуры и ее самосознания. Роль образа Другого в формировании собственной идентичности на разных исторических этапах исключительно важна. Ведь познание чужой культуры и самопознание суть явления одного порядка. Только в контактах с чужой культурой происходит осознание специфики собственной культуры.

Понятие «Иное» является центральным для философских и эпистемологических проблем, потому что оно связано как с проблемами герменевтики, так и с проблемами отношения человека к окружающему миру. [1] Theunissen М . The Other. Studies in the Social Ontology of Husserl, Heidegger, Sartre and Euber. Cambridge, 1986; De Certeau M. Heterologies. Discourse on the Other. Manchester, 1986; Wierlacher A . Das Fremde und das Eigene. Prolegomene zu einer kulturellen Germeneutik. München, 1985. Понимание и взаимопонимание в культуре возможно лишь как познание Иного. Историческое сознание также должно познать прошлое в его инаковости. Ведь познание истории есть своего рода диалог прошлого и современности, а значит — познание Иного. Однако смысл этого понятия применительно к истории нуждается в уточнении. В разные исторические времена оно имело различное содержание. «Другой» мог рассматриваться как иноплеменник, иноверец, политический противник, представитель иной культуры или цивилизации. Пока неясно содержание понятия «Другой» в различные эпохи и различных культурных ареалах — слишком узка основа конкретно-исторических исследований. Однако и теперь уже понятно, что существуют различные варианты в соотношении понятий «Я» и «Другой». «Другой» может находиться не только вне данного общества, но и внутри него. По определению Ц. Тодорова, «Другой» — это также «специфическая социальная группа, к которой мы не принадлежим… — женщины для мужчин, богатые для бедных, сумасшедшие для нормальных, аутсайдеры, чьи язык и обычаи я не понимаю». [2] Todorov Т . The Conquest of America. The Question of the Other. N. Y., 1992. P. 8. Как всякая культура осознает себя в общении с другой культурой, так и всякое общество определяет себя посредством того, что оно исключает; сформировать группу — значит создать Чужого. Чтобы возникло чувство «Мы», должны быть «Другие».

Граница между «своими» и «чужими» не является данной раз и навсегда, а разворачивается в процессе исторического развития. Контакты с другой культурой приводят к изменению этой границы и всякий раз новому самоопределению культуры.

Совершенно очевидно, что отношение к чужой культуре связано в каждом обществе с присущей ему картиной мира и взглядами и на историю и что оппозиция «свои» — «чужие» имеет потому в каждом отдельном случае свое конкретное наполнение. [3] Ф. Афферган полагает возможным выделить шесть периодов в европейской истории, для каждого из которых характерна своя концепция образа Другого, отразившаяся в соответствующих сочинениях на эту тему: античный период (Геродот, Ктесий Книдский и др.), Средние века (Марко Поло, Одорико де Порденоне, Дж. Мандевиль, Журден де Северак и др.), конец XV–XVI вв. (рассказы путешественников об открытии Америки), конец XVII в. — начало научного и экспериментального знания (Ф. Бэкон), XVIII в. — эпоха Просвещения (Лафито, Бюффон и др.), XIX–XX в. — современная антропология (Ф. Боас, Э. Тэйлор, К. Леви-Строс и др.). См.: Affergan F . Exotisme et alterité. Essai sur les fondements d’une critique de l’anthropologie. P., 1987. При всей условности этой схемы следует признать, что в основу такой классификации положены различные критерии оценки Иного. В Европе она возникает уже в античную эпоху и в модифицированном виде существует на протяжении весьма длительного времени. Речь идет о весьма устойчивой оппозиции «эллины — варвары», противопоставлявшей греческую культуру остальному миру. [4] Об этом см.: Koselleck R . Zur historisch-politischen Semantik assymetrischer Gegenbegriffe / Idem. Vergangene Zukunft. Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. Frankfurt am Main, 1979. S. 211–259. Поначалу греки изобрели термин «варвар» по отношению к скифам и связывали с этим понятием набор вполне конкретных признаков — отсутствие оседлого образа жизни, городов и земледелия, а затем под «варварами» подразумевались вообще все народы, не желавшие перенять образцы эллинской культуры — греческий полис, язык, литературу и художественные идеалы Греции. Культурная и языковая инаковость других народов игнорировалась греками — эллинский мир замкнулся в своей культурной обособленности.

Однако граница между «варварством» и «эллинством» не была стабильной. «Варвары» постепенно включались в греческую ойкумену. Культурный космополитизм Александра Македонского отторг греческую культуру от греческой ойкумены и распространил ее на бывшие варварские народы. Фигура завоевателя не случайно станет символической в контактах между Востоком и Западом. [5] Таким он предстает, например, в средневековых «Романах об Александре». Pflster F. Der Alexanderroman mit einer Auswahl von verwandten Texten. Meisenheim, 1978. В эпоху эллинистической Греции несколько культур приходят во взаимодействие — «эллины» смешиваются с «варварами». Однако открытие греками новых культур не изменило их убеждения в превосходстве греческого образа жизни и греческого языка и не уменьшило дистанцию между греками и не-греками. [6] Об этом см.: Momigliano A. Sagesses barbares. Les limites de l’héllenisation. P., 1984. Завоевавшие Грецию римляне перенесли греческие стереотипы на кельтов, германцев и другие народы, которые стали рассматриваться как варвары. [7] Jones W. R . The Image of the Barbarian in Medieval Europe // Comparative Studies in Society and History. 1971. Vol. 13. № 4. P. 376–407. Граница между варварским и римским мирами была не менее жесткой, чем между «эллинами» и «варварами», ее символом стал Limes Romanus — Римский вал, отделявший варваров от культурных народов. Именно культурные и происходившие из них этические критерии были основными в оценке Другого в античную эпоху. Такое отношение к чужой культуре связано, несомненно, с типичной для античной эпохи картиной мира.