Алексей Лобин - Артиллерия Ивана Грозного [litres]

В 1510 г. торговый человек Микула Айдаров, приехав из Литвы, заявил в Москве, что захотел «ехать на государево имя Петр Молодой Пушечников Фрязин, да без опасные грамоты ехать не смеет для того, что он от государя с Москвы збежал безвестно». Так как великий князь Василий III нуждался в военных специалистах, опальный мастер был прощен: «И государь ему опасную грамоту послал…» [136] Выписка из Посольских книг о сношениях Российского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. // Памятники истории Восточной Европы. Т. 2. М., 1997. С. 110–111. . Отношение к мастерам «огнестрельного дела» здесь как нельзя кстати иллюстрируют переданные С. Герберштейном слова

Василия III: «…He орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними» [137] Герберштейн С. Записки о Московии / пер. А.В. Назаренко. М., 1988. С. 172. .

История «творческих исканий» итальянского мастера перекликается с побегом другого «Петра Фрязина» – итальянца Петра ди Аннибале. В 1528 г. посольству Шарапа Лодыгина и Еремея Трусова в Риме удалось завербовать артиллерийского специалиста. В дневниках сенатора Марино Сануто за февраль 1528 г. отмечено, что русским дипломатам в Равенне приглянулся один бомбардир, и «папа разрешил им взять его с собою» [138] I diarii di Marino Sanuto: (MCCCCXCVI-MDXXXIII) dal! autografo Marciano ital. Venezia, 1897. T. XLVII. P. 8. . Так в Москву прибыл еще один «Петр Фрязин» по прозвищу «Малый» – флорентиец Pietro di Annibale [139] Kivimäe J., Petr Frjazin or Peter Hannibal? An Italian Architect in Late 11. Medieval Russia and Livonia // Forschungen zur Osteuropäischen Geschichte. Historische Veröffentlichungen, Nr 52 [1996]. Wiesbaden 1996. S. 21–26. . Однако спустя десять лет работы в Москве Петр Аннибале сбежал в Ливонию. Сохранилось дело о побеге Петра Фрязина 1538 г., из которого можно заключить, что итальянца «к великому князю прислал папа римский послужити года три или четыре, а служил… одиннадцать лет, а держал его князь великий силою(выделено нами. – А.Л.)». Между тем, из того же дела известно, что работая в Москве, он получал «жалованье великое» [140] Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссией. СПб., 1841. Т. 1. № 140. С. 203–204. .

Интересен пример с другим артиллерийским специалистом – Николаем Оберакером. Ученик литейщика Йорга из Шпайера Николай Оберакер с 1498 г. стал известен в Империи как выдающийся мастер, который делал превосходные орудия и колокола. Так, по заказу городских властей Аугсбурга в 1502 г. отлил для арсенала 35 красивых больших орудий из латуни («35 schöne große Stück Geschütz aus Messing»), в том числе очень большие стволы калибром в 65 фунтов, два орудия 26-фунтовых, несколько длинных «шлангов», а также большую мортиру [141] Chronica Der Weitberuempten Keyserlichen Freyen vnd deß H. Reichs Statt Augspurg in Schwaben. Franckfort-am-Mayn, 1595. S. 261–262. .

Известны несколько работ мастера, колоколов и орудий, в Европе, датированных 1499, 1502, 1508, 1510, 1512, 1514, 1515, 1517, 1518 гг. [142] Knoepfli, А. Kunstgeschichte des Bodenseeraumes. Teil: 2. Vom späten 14. bis zum frühen 17. Jahrhundert (=Bodenseebibliothek, Bd. 7). Frankfurt, Leipzig, 1969. S. 269. . В Россию Оберакер приехал не позднее 1518 г. (его колокол 1518 г. с автографом «а делалъ Николай Иванов сынъ Обракръ от града Шпаера» ныне экспонируется в Нарвском замке).

Некоторые подробности о деятельности в России Николая Оберакера содержатся в книге С. Герберштейна, где мастер назван «пушкарем» и «оружейным мастером», «родившимся на Рейне, недалеко от немецкого имперского города Шпайера». Посол отмечал, что в 1526 г. вместе с тремя другими мастерами Оберакер хотел уехать, «согласно их охранным грамотам. Государь отвечал, что помнит об этих грамотах и отпустит их, но не сейчас, ибо они ему нужны» [143] Герберштейн С. Записки о Московии / пер. А.В. Назаренко. М., 1988. С. 255. . К жалованью Оберакеру было добавлено еще 10 золотых, лишь бы мастер перестал напоминать об окончании контракта.

В 1532–1533 гг. в Москве Николай Оберакер отлил два колокола в 445 и 1000 пудов. На первом колоколе, который носил имя «Лебедь», имелась надпись: «Nikolas Obraker 1532 а делалъ Николай» [144] Кавельмахер В.В. Большие благовестники Москвы XVI – первой половины XVII в. // Колокола: История и современность. М., 1993. С. 88, 116. . После 1533 г. его отпустили домой. Известно, что в 1534 г. в Констанце он отлил колокол [145] Deutscher Glockenatlas Bd. II. Bayerisch-Schwaben, bearb. von S. Thurm. Herausg. von Günther Grundmann, Deutscher Kunstverlag München Berlin 1959. S. 536. . По замечанию немецких и австрийских кампанологов, четыре неподписанных колокола 1549–1570 гг., выдержанные в индивидуальной стилистике Оберакера, указывают на то, что у него были ученики [146] Thurm S. Die ersten vier Bände des Deutschen Glockenatlas. Persönliche Erinnerungen und Ergebnisse einer vierzigjährigen Glockenforschung // Jahrbuch für Glockenkunde. Bd. 1–2 (1989/90). 1989. S. 11-112. .

Таким образом, мастера «отъезжали» из Вильны и Москвы по разным причинам, установить которые мы на сегодняшний день не можем. Кто-то бежал из-за религиозного или уголовного преследования, кто-то из-за ущемления своих прав, кто-то из-за несоблюдения заказчиком контракта. В первой трети XVI в. в Литве основной проблемой пушкаря была задержка выплаты жалованья из-за финансовых трудностей, которые периодически испытывала литовская казна. Даже высококлассный европейский литейный мастер был мало востребован в Литве по причине отсутствия государственной «людвисарни». В России же такого мастера ожидало достаточно высокое по европейским меркам жалованье, но в то же время он был ограничен в свободе передвижения, и даже после истечения срока контракта ему было сложно покинуть страну.

Московская деньга, чеканенная Аристотелем. Коллекция автора

Крайне скупы сведения о пушечных мастерах Варфоломее и Александро. О первом известно из сообщения барона С. Герберштейна, где сообщается, что этот «bombardarius» был обласкан московским князем и позже принял русскую веру [147] Герберштейн С. Записки о московитских делах. С. 172. . По русским данным, в 1509 г. Варфоломей строил деревянную крепость в Дорогобуже [148] Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. С. 43. . Пушки мастера Александро упоминаются в документах XVI в. – до 8 александровских мортир входили в состав осадного наряда, направляемого в Ливонию в 1577 г. В XVII в. «3 пушки олександровских верховых» упоминаются в Белгороде в 1640-х гг. [149] Описная книга пушек и пищалей… // Сборник исследований и материалов артиллерийского исторического музея. Вып. 4. Л., 1959. С. 299. . По описи 1670-х гг. там числились уже не три, а четыре «огнестрельных» орудия, «от стрельбы попорчаны, впредь стрелять из них не мочно, признаки на них: по конец кружал кресты, в клеймах к запалу орлы двоеглавые, подписи на них немецкие». Подпись латиницей – это, скорее всего, автограф мастера Александро, но что было написано, сейчас уже не узнаем. Впрочем, мортиры (в описи 1670-х гг. обозначены как «пищали огнестрельные») описаны кратко: «две пищали в станках, станки окованы железом, мерою по поларшину без трех вершков, по весу адна адинатцать пуд, другая десять пуд без четверти». Другие мортиры были без станков, одна из которых была достаточно крупной: «третья мерою аршина шти вершков, в ней по весу пятьдесят три пуда без пяти гривенок». Несмотря на то что мортира была небоеспособна, к ней имелось в запасе «ядер трехпудовых девяносто ядер, да нарядных оплетеных трех же пудовых восьм ядер». Четвертая мортира была «мерою аршина без четверти, по весу девять пуд дватцать гривенок». Для мортир весом в 9-11 пудов имелся комплект снарядов: «дву пудовых четыре ядра, по семнатцать гривенок шестьсот шестьдесят три ядра» [150] РГАДА. Ф. 210. Кн. Белгородского стола. № 97 (1676/1677 гг.). Л. 70 об. Выражаю признательность Р.А. Сапелину из Белгорода, предоставившему этот документ из РГАДА. . Благодаря таким описаниям мы можем примерно очертить размеры мортир мастера Александро.