Борис Модзалевский - Пушкин и его современники

2) Нужно, чтобы над сим редактором был ещё кто-нибудь, человек известный и достойный, и который смотрел бы за ходом издания; таковыми людьми будут Плетнёв и Вяземский, которые охотно изъявили готовность принять участие в етом деле, и я ничего, ниже двух слов не напечатаю без их одобрения. —

3) Успеху предприятия способствовать будут новые, не бывшие в печати сочинения Пушкина. — Твоё резкое суждение, что их нет, — несправедливо. — Я нашёл около 50 стихотворений достойных печати и от которых Некрасов и Боткин были в восторге, когда я им читал. Найдены они мною в его бумагах; некоторые из них — цельные, а большая часть неоконченных; но как их не включить в новое издание? — Все они пойдут на рассмотрение Государя. — Вот, например, можно ли оставить ети неоконченные стихи:

• Ети 4 стиха зачёркнуты Автором.

Или вот ещё:

Одним словом новых стихотворений наберётся порядочно довольно.

4) Статья о распределении стихотворений почти что кончена; основанием было твоё распределение с некоторыми незначительными переменами. — Некрасов и Боткин нашли её дельною; теперь она покажется Плетнёву и Вяземскому, и с мнением их я к тебе перешлю.

5) Образчик бумаги и печати при сём тебе посылается; ето будет очень хорошо, как все находют [945].

6) Типографический корректор будет, разумеется, выбран лучший.

При таковом распоряжении почему полагать, что я острамлю своё имя; тут будет не один мой глаз; ты видишь: я на себя немногое беру. — А вот опасаюсь не затемнить твою громкую литературную славу; но ты об етом вздоре не беспокойся. — Система, принятая мною в издании, пойдёт также на утверждение людей дельных и тебе перешлётся; ты увидишь, что она сделана не зря. — А есть ли сделана зря, то она пройдёт через многие руки и будет исправлена. — Никогда не делал я вещей зря, а тем более етой вещи. Неуважения к Пуш. у меня нету, потому что хочу сделать издание классическое, какого до сих пор не было в России. — А что ты ужаснулся, услыхав, что я взялся за ето дело, то ты прав, потому что ты не знал всех побочных обстоятельств, об коих я тебе пишу теперь, — и об чём я тебе ещё напишу с следующей почтою, где ты увидишь, что издание украсится двумя его портретами, виньетками, рисованными самим Пушкиным, и может быть рисунками Гагарина, — снимками с почерка Пуш. и биографией в следующем порядке: у каждого года будет выноска, в коей будет сказано: где Пушкин был в течение того года, что делал, чем занимался, какие были с ним случаи. — Ето всё будет независимо от разбора критического его сочинений, приложенного в начале. — Но ето всё ты увидишь подробнее в том, что получишь с следующей почтою. — Всё сие есть следствие трёх месяцев постоянного моего труда и занятия сим предметом; долго я думал о нём и не очертя голову принимаюсь за него. — Право, так.

Затем другое обстоятельство, об коем следовало подумать, — ето денежное; об нём скажу тебе одно только: 5000 серебр., которые я плачу за право печатать, я взношу не теперь, не сейчас, а когда пойдёт распродажа напечатанных уже экземпляров с 4% на всю сумму, со дня совершения условия. — Чтобы тронуть дело или, лучше сказать, пустить его в ход, нужно 5000 р. серебром, которые я думаю занять, да хоть под залог самого предприятия; если ты у своих приятелей можешь их достать; то не опасаясь ничего, сделай ето. — Здесь все, кто даёт денег, ломются на то, чтобы быть в доле со мною. — Какая же мне в том выгода? Поделиться доходом и платить ещё проценты на занятую сумму. — А впрочем можно достать денег и без етого условия. — Теперь в заключение скажу: печататься будет 5000 экземпляров; а чтобы окупить все расходы по изданию (и Генеральские и проценты), нужно, чтобы продалось 2500 екземпляр. — Если они продадутся, то спекуляция — удалась; в противном случае она будет не удачна. — Вот на етот предмет нужно обратить внимание, — разойдётся ли 2500 екземпляров; ето мне давало много заботы; но обнадёживают все. — В Петербурге и 50 екземпляров нет старого издания, в Москве — ни одного, теперь он стоит 25 р. серебром. — Желающих иметь Пушкина — много; в одной Москве, как пишет Стрекалов, книгопродавцы на расхват желают иметь Пушкина. — Обо всём етом я думал, и долго. — И так, вот мои предположения, расчёты и мысли. — Теперь для окончания прибавлю, в каком положении находится ето дело в сию минуту. — Условие с Генералом мною уже подписано, — значит, назад нельзя, да и сам не хочу. — В нынешнем месяце собираются сочинения, не бывшие в печати; составляется проект распределения статей, всё приводится в систематический порядок и показывается Плетнёву и Вяземскому; в Июне ненапечатанные сочинения идут на рассмотрение к Государю; а там начинается печатание и вместе с ним составление критического разбора и всего нужного к изданию. — Теперь слушай, Павлуша: если ты уведомишь меня, что скоро сюда приехать не можешь, то есть, если раньше, едак, месяцев 3-х или 4-х; то я беру Дурышкина (или другого кого-нибудь); если же ты можешь приехать; то я остановлю весь ход и самое печатание до твоего приезда. — Пожалуйста, подумай об етом хорошенько и дай решительный ответ; а я бы желал, чтобы ты приехал, и ето право нужно. — Тогда вот как распоряжусь: дождусь тебя и когда ты напишешь разбор, биографию и всевозможные и нужные выноски, тогда всё вместе за один раз пойдёт к Государю и по Высочайшем разрешении начнётся печатание, а ты уезжай восвояси. — Остальное уже будет дело корректора по части поправок и моё — по части типографии. — Затем писавый ждёт ответа; устал от непривычки долго писать и от учений, которыми замучили; остальное место посвящаю на некоторые пьесы Пуш., найденные мною в его бумагах и не бывших в печати <���карандашом отметки 13.17.22.37>.