Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

В середине 60-х гг. радикалы обрели своего идейного вождя в лице находившегося в эмиграции А.И. Герцена. «Наряду с известными придворными течениями и группировками (либералов, консерваторов и «московских националистов» во главе с Катковым. – П.Ч.) в России, – отмечал в докладе в МИД Франции маркиз де Габриак, – существует более радикальное движение, рекрутирующее в свои ряды участников из среды молодежи. Вдохновителем этого движения является господин Герцен…, отвергающий абсолютизм и имперский централизм и проповедующий идеи самостоятельности народов и одновременно мечтающий о Европейской федерации.

Теоретическая ценность его идей применительно к такому государству как Россия, казалось бы, не оставляла ему больших шансов на то, чтобы оказать влияние на умы, но он, тем не менее, сумел этого достичь… В этом смешении противоречивых мнений, высказываемых со всех сторон, самое радикальное и, вследствие этого наиболее легко согласующееся с самим собой, должно было иметь наилучшие шансы быть принятым», – констатировал Габриак [851].

Конечно, левые радикалы, как и московские националисты, представляют собой явное меньшинство в раскладе политических сил, вызванных к жизни реформами 1860-х годов. Но этот факт, как подчеркивал Габриак, не должен вводить в заблуждение и тем более успокаивать. В упоминавшемся уже докладе, адресованном министру иностранных дел Франции, дипломат высказывает поистине провидческую мысль. «В такой стране как Россия, где, как я уже имел честь говорить Вашему превосходительству, очень мало людей способных понимать политические вопросы, подобное меньшинство могло бы в какой-то момент стать большинством». [852]Это предвидение сбудется менее чем через пятьдесят лет.

Все политические наблюдатели, работавшие в 1860-е гг. в посольстве Франции в Петербурге, высказывали единодушное мнение об определяющем влиянии императора Александра II на успешное в целом проведение реформ в России. Без его непреклонного стремления и твердого желания модернизировать свою страну, приблизив ее к европейским стандартам, реформы 1860-х гг. никогда не были бы осуществлены. На пути реформ Александр II, как констатировали французские дипломаты, вынужден был считаться с давлением аристократической и отчасти с «московской» оппозиции. Время от времени он даже приносил ей в жертву наиболее «одиозных» для правых, т. е. наиболее либеральных, из своих министров – С. Ланского, Н. Милютина, П. Валуева и др. Но при этом император никогда не терял из вида общее направление избранного им курса.

В ходе проведения реформ 1860-х гг. в посольстве Франции на берегах Невы нередко задавались вопросом: сумеет ли Россия благополучно пройти между Сциллой реформ и Харибдой революционного взрыва? В разные годы, в зависимости от внутренней ситуации в стране, утвердительный ответ на этот вопрос звучал не всегда уверенно. В момент осуществления крестьянской реформы потенциальная угроза виделась французским дипломатам в крестьянских бунтах. С началом либерализации государственных институтов в середине 60-х годов они уже усматривали ее в зародившемся революционном движении, полагали, что правительство сумеет справиться с возникшими угрозами, а задуманные и осуществляемые Александром II реформы, так или иначе, выведут Россию на новые, перспективные рубежи исторического развития, на путь дальнейшей ее европеизации. Путь этот, по мнению французских политических наблюдателей, может занять долгие годы. Как справедливо заметил однажды посол Франции в России барон де Талейран, «в этой стране все происходит медленно» [853].

Признание глубоких перемен, происшедших в России за десять лет реформ, сочеталось у части французских дипломатов с утверждениями о том, что все эти реформы, сделав более привлекательным и современным «фасад» Российской империи, не изменили сути русской политической системы и государственности, по-прежнему отличных от западных стандартов. Они полагали, что в результате реформ Александра II разрыв между Россией и остальной Европой, конечно же, сократился, но он не был преодолен.

Мнение о том, что и после Великих реформ 1860-х годов Россия сохранила многие отличительные особенности, унаследованные из ее исторического прошлого, так и не став органической частью Европы, в той или иной форме высказывалось французскими политическими наблюдателями и в более поздние времена, вплоть до 1917 года, когда пала Российская империя.

26 февраля 1871 г. в Версале был подписан прелиминарный мирный договор, положивший конец войне, в результате которой Франция была обложена контрибуцией в размере 5 млрд. фр. и лишилась двух своих провинций – Эльзаса и Восточной Лотарингии [854].

А 1 марта 1871 г. Национальное собрание Франции подтвердило низложение находившегося в плену императора, названного главным виновником постигшей страну катастрофы.

У Вильгельма I и Бисмарка не оставалось более оснований держать у себя низвергнутого императора. Луи-Наполеон был отпущен на свободу, и 20 марта 1871 г. воссоединился с женой и сыном в Англии, где они поселились в собственном имении около городка Числхерст, в графстве Кент, недалеко от Лондона. Вскоре с визитом вежливости там побывали королева Виктория и принц Уэльский.

В Числхерсте прошли последние месяцы жизни Луи-Наполеона. Думал ли свергнутый император о том, чтобы последовать примеру своего дяди, победоносно, пусть и ненадолго, вернувшегося в Париж с острова Эльбы? Если и думал, то у него уже не оставалось сил на такое предприятие. Болезнь окончательно расстроила его здоровье.

В июле 1872 г. Луи-Наполеон вынужден был обратиться к помощи известного врача, сэра Генри Томпсона, который настоятельно посоветовал не откладывать хирургическую операцию по извлечению камней из почек. В первых числах января 1873 г. Луи-Наполеону было сделано подряд три операции. Накануне четвертой ослабленный организм не выдержал. 8 января 1873 г. в 10 часов 45 минут Наполеон III скончался.

Никто и предположить не мог, что на похороны низвергнутого императора соберется так много сочувствующих и скорбящих. Всеобщее внимание привлекла делегация рабочих численностью до тысячи человек, почтивших память «ученика Сен-Симона», каковым всегда считал себя Луи-Наполеон.

Некоторое время спустя, никем не замеченная, у могилы появилась элегантно одетая дама лет тридцати, в трауре, с букетиком цветов. Ее лицо было скрыто вуалью. Она долго стояла в полном одиночестве, что-то шептала и время от времени прикладывала платок к глазам. Это была

последняя возлюбленная императора, в недавнем прошлом – известная всему Парижу актриса, выступавшая под театральным псевдонимом Маргерит Белланже [855]. Луи-Наполеон называл ее «моя Марго». Они случайно встретились еще в 1863 г., а через год Марго родила мальчика. Об их связи стало известно императрице. Она заподозрила актрису в желании стать новой мадам де Ментенон [856]и потребовала удаления Маргерит из Парижа. Император приобрел для Марго и их сына дом в отдаленном квартале Пасси, а также небольшой замок Вильнёв-су-Даммартэн, близ городка Мо, в департаменте Сена и Марна.