Станислав Антонов - Красный чех [Ярослав Гашек в России]

Накануне отъезда Гашек принес домой последний паек. Он был значительно лучше обычных: тут и мясо, и мука, и яйца, и масло.

Довольный, он прошел на кухню.

— Мамаша, готовить обед сегодня буду я. Стряпня — моя стихия. Давайте приготовим чешское национальное блюдо — кнедлики. Не знаете? Хотите, научу?

Энергично сняв гимнастерку, засучив рукава нижней рубахи, он начал священнодействовать.

— Прежде всего, — поучал Анну Андреевну и Шуру, польщенный их вниманием, — давайте пожарим лук. Его надо жарить до тех пор, пока не станет золотистым. Ах, как хорошо пахнут кнедлики, когда их разрежешь и польешь соусом с жареным луком! Так, отлично. Теперь нужны два яйца для теста.

Кулинар уверенно разбил их и бросил в муку. Долго месил руками тесто, тискал его, поворачивал с боку на бок, но… что-то не получалось.

— Мамаша, — смущенно сказал Гашек, — вы закончите, а я займусь другим делом, надо подготовить воду.

Анна Андреевна и Шура переглянулись, поняли промах Гашека, но не подали и виду, чтобы не огорчать его.

Из готового теста Гашек сделал две колбаски и сварил их в кипящей воде. Затем нарезал маленькими кусочками мясо и поджарил на сковороде.

На кухне собрались все домашние и внимательно следили за Ярославом. А он, охваченный каким-то необыкновенным вдохновением, продолжал трудиться. Кнедлики были, наконец, готовы. Потом новоявленный повар принялся за уборку кухни. Он помогал хозяйке мыть посуду, несмотря на протесты ее и Шуры, убирал со стола и при этом вел себя так забавно, строил такие смешные рожи, что все домашние хохотали.

Обед в этот день прошел необыкновенно весело. Вся семья была в сборе. Гашек увлеченно рассказывал о Чехии, ее прекрасных народных обычаях, природе.

Когда стали собирать вещи, Шуре Захотелось взять с собой семейную фотографию, но муж категорически запретил.

— Кроме вещей, принадлежащих лично нам, брать ничего нельзя.

— Почему?

— Так надо.

На следующий день Гашек и Шура последний раз пошли в город, долго ходили по улицам Уфы, с которой было связано столько счастливых событий.

Вечером вся семья вышла провожать отъезжающих. Железнодорожный вокзал был совсем рядом.

— Вы еще услышите обо мне. Я опишу всю вашу семью. Вот увидите, — говорил, улыбаясь, Гашек, неся большую багажную плетеную корзину.

Мать и сестры долго махали вслед уходящему поезду. На площадке одного из вагонов стояли Гашек в своей красноармейской шинели и Шура в черном меховом пальто и шапке-ушанке. Они прощались с родственниками, с городом. Прощались навсегда!

Москва встретила Гашеков пронизывающим холодом. И все же она была куда приветливее, гостеприимнее, чем тогда, весной восемнадцатого, когда Ярослав впервые вступил на ее землю. Не было тогда ни друзей, ни знакомых. Вокруг — чужие лица, чужие дома, улицы. Сейчас же все выглядело иначе.

Ярослав водил Шуру по городу, показывал места, где он бывал, много рассказывал о тех трудных и теперь кажущихся такими далекими днях. Вспоминал о посещении театров, о встречах и знакомствах. И, конечно, о том, как слушал Владимира Ильича Ленина, беседовал с Яковом Михайловичем Свердловым.

В Чехословацкой секции РКП(б) пришлось сдать свои партийные билеты, удостоверения, другие документы. Даже свидетельство о регистрации брака пришлось оставить здесь.

И снова, теперь в последний раз, пришлось отвечать на вопросы анкеты. Сейчас это уже выглядело как подведение итогов пребывания в России. Бурные события, сложнейшие переживания, кипучая деятельность, даже личная жизнь — все укладывалось на одной страничке.

«С каких пор находится в России».

Ярослав вспоминает, как искал удобного случая, чтобы сдаться в плен, да все никак не получалось. И выводит: «С 1915 г.»

Неприятные воспоминания вызвал другой вопрос: «Служил ли в чехословацком корпусе, в какой должности, с каких пор, когда ушел».

Много бы надо написать, да к чему тревожить совесть, зачем ворошить неприятное прошлое, ошибки, если они все же были исправлены? Главное, что разорвал всяческие отношения с прошлым. И Гашек отвечает, хоть далеко не полно, но зато ясно: «В 1917-м, сентябрь».

А далее идут приятные вопросы, все связанные с тем, чему он отдал весь жар души своей, всю свою неукротимую энергию, энтузиазм. На вопрос: «Когда и где стал коммунистом», с радостью и гордостью отвечает: «Москва, март 1918 г.»

Далее пришлось перечислять города, где работал. С грустью ответил о «роде занятий в настоящее время»: «быв. политинспектор 5 армии».

О сроках службы в Красной Армии хотелось писать много, хотелось как можно больше продлить то время, и Гашек пишет: «С апреля 1918 г. по 18/XI — 1920». До вчерашнего дня считал себя в рядах красноармейцев.

Но вот вопрос, над которым пришлось задуматься: «В какое место Чехословакии желает ехать».

И в самом деле, куда? Ему, прошедшему по своей стране вдоль и поперек, знавшему все города и деревни, все уголки родной земли были близки и дороги, все было родным. И потому он, как верный солдат революции, пишет кратко: «Куда требуют».

Вот почему в следующей графе — «Точный свой адрес в Чехословакии»— пришлось ставить лишь черточку. Да, собственно, и прежде-то дома своего постоянного никогда не было…

Ответив на вопрос о семейном положении («женат»), он расписался и поставил дату: «19 ноября 1920 г.»

Спустя неделю, Гашек и его жена, получив от Коминтерна на дорогу 1500 германских марок, навсегда покинули Москву. Поезд, в котором они ехали, шел до пограничного города буржуазной Эстонии — Нарва. А там…

Кого только из бывших не было на перроне! Тут и солдаты австро-венгерской армии, и офицеры кайзеровской Германии, и воины Польши, Румынии… На одних старые, обветшавшие мундиры, на других — шинели, третьи в штатском и только военная выправка да сапоги выдают бывших военных…

В этой многоязычной, многоликой толпе были и Ярослав с Шурой. Молча отошли в сторону, пережидая, когда схлынет масса и можно будет спокойно выйти из вокзала.

Но что это? На стене висит объявление, которое… впрочем, стоит ли пересказывать полностью его содержание. Главное в том, что эстонские власти обещали 50 тысяч марок тому, кто схватит «большевистского агента»… Ярослава Гашека!

Гашек улыбнулся и посмотрел на стоявшую рядом Шуру.

— Взгляни-ка, что написано, — тихо проговорил он. — А я-то думал, что хоть здесь про меня ничего не знают.

Шура быстро пробежала текст и нервно оглянулась вокруг, точно боялась, что объявление прочитает еще кто-нибудь.

— Не беспокойся, все в порядке, — проговорил муж. — Мы неуязвимы. А впрочем, награда весьма заманчивая, деньги бы нам сейчас не помешали.