Сергей Нилус - Cобрание сочинений - Том 5

«С тех пор как человек появился на земле, по могилам, древнейшим следам его, можно и должно заключить, что земными пределами никогда не исчерпывались его представления о жизни. За тесным кругозором его наблюдения и опыта расстилался необозримый океан неизвестного, незримого; но этот неведомый мір не был для него мертвою пустыней. Он верил, что и там есть жизнь и существа, ему не чуждые, одаренные волей и силой, превосходящие силу видимых, живущих на земле существ. В этот незримый мір переходят и живущие здесь, коль скоро наступает то навсегда непостижимое событие, которое называется смертью. Полного разрыва между двумя этими бытиями не допускал первобытный человек и потому охранял тело умершего могилой. Мучительная тягота жизни должна была возбудить в уме вопрос о цели жизни, а напряженное стремление к счастью стало стимулом к покорению природы с помощью изучения ее явлений. Но чем сильнее разум устремляется к познанию причин, чем выше восходит он по их лестнице, тем общее и отвлеченнее они становятся, тем шире раздвигается область неведомого, объемлющего массу исследованного материала, и тем ничтожнее оказывается эта масса. Конечные цели становятся загадочнее, действующие силы — непостижимее, опытное знание — бессильнее. Но духовная жизнь человека не ограничивается деятельностью одного разума: она движется совокупно с ним верою. То, что темно для ума, освещается верою. Самое знание в сущности не что иное, как поверка того, во что человек верит, не что иное, как стремление путем опыта удостовериться в действительном существовании неосязанного, невиденного и неслыханного, пользуясь теми средствами, какие

Конспект лекции люцефиристки В. Н. Пушкиной. Из материалов к пятому изданию книги. Автограф С. А. Нилуса

в данное время находятся в распоряжении испытующих. Но так как поле наблюдения ограничено прежде всего пределами человеческой жизни, так как самая жизнь человечества во всей ее исторической совокупности представляется только коротким эпизодом мировой жизни, то понятно, что первая причина и конечная цель бытия остаются вне пределов опыта. Одно откровение может приобщить дух человека к высшей истине и показать ему Первовиновника всего сущего и те пути, по которым текут явления видимой жизни к незримой цели. Наблюдения опыта, раскрывая причины, не раскроют и нравственного смысла жизни, а без этического элемента теряет свой смысл деятельность человека и, следовательно, деятельность всего видимого міра; вера, столь могущественно руководящая человеком, протестует против такого заблуждения и дает то, чего не может дать разум. Заветы веры, просветленной откровением, столь же драгоценны и необходимы для человечества, как и сокровища знания. Хранителем этих заветов, оградою чистоты и неповреждаемости веры и восприемником истинного откровения является Церковь. В ней только человек находит Богопознание и нравственное учение о добре и зле. Она одна является носителем этического идеала. В ней только человек обретает человека, а с ними и жизнь всего мироздания. Разум и вера никогда не совпадут и не составят одной силы; они останутся такими же отдельными элементами, как сила зрения и сила мускульная в физическом организме человека.

Конспект книги немецкого богослова Карстена «Последние вещи». Автограф С. А. Нилуса

Незримые мироправительные силы нигде не проявляются с большей наглядностью, как в истории человечества. Нередко кажется, что судьбы человечества совершаются «рассудку вопреки, наперекор стихиям», что ход истории прерывается случайными и неожиданными катастрофами. Нужен большой промежуток времени, чтоб применить требование закономерности к совершившимся фактам и уразуметь этический их смысл, ибо все познаваемое составляет лишь очищенный материал для нравственного суждения и приговора, направляющих затем живые, наличные силы человеческой деятельности; ибо в борьбе добра со злом (понятий нравственных) и в стремлении дать победу добру заключается весь смысл не только отдельной, но, можно верить, и мировой жизни. В обоих случаях содержание добра, существо конечной цели, как и следует из вышесказанного, составляют предмет веры, даются только откровением, составляют сокровище Церкви.

Жизнь духовная выражается в своеобразных общежительных формах, более прочных и долговечных, нежели государственные, живущих своеобразною и самобытною жизнью. Как носительница идеала, Церковь должна иметь руководящее влияние на человеческое общежитие. Как форма менее устойчивая, государство, подчиняя себе Церковь, а с нею и совесть человеческую, не может не оказать вредного и разлагающего влияния на церковную жизнь. На пространстве веков можно видеть, как много рушилось государств с их государственными идеалами, как народы один за другим сходили с исторической сцены, наполнив ее блеском и славой, и в то же время Церковь, гонимая или торжествующая, пребывала на своем месте, утешая побежденных, стараясь согласовать задачи новых исторических деятелей со своим вечным идеалом.

Поводом разделения церквей Востока и Запада было заражение западной половины Вселенской церкви государственным началом единой власти, которое внесли в церковную жизнь римские патриархи Запада. Заражение так глубоко, что даже замечательный по силе ума пастырь, ныне восседающий на римском престоле, краеугольным камнем воссоединения ставит одно признание своего главенства над Восточными церквами. Присвоив себе звание наместника Триединого Бога на земле, папа должен был потребовать и признание за собою непогрешимости, таящей в глубине своей полную безгрешность, а следовательно, и безусловную власть над человеческою совестью. Западный мір раскололся на пастырей и пасомых. Внутренняя связь между ними порвалась, ибо первым дана власть, вторые осуждены на одно послушание, а законом для тех и других стала воля римского владыки. В таком положении неизбежными стали столкновения между папою и государством, между свободой воли и внешним авторитетом. За сим последовало разложение Западной церкви. Злоупотребление церковным авторитетом ради целей, Церкви чуждых, вызвало страшный толчок в противоположную сторону. Протестантизм отверг авторитет, дал волю личному рассуждению, поставил каждого своим собственным для себя папой. Ограничения этого принципа оказались столь несостоятельными, что в своих собственных недрах протестантизм раздробился на множество частных подразделений и сект, которые, сойдя на путь рационализма, доходят до отрицания самых оснований Христианства, до семитического деизма, до пантеизма, до утилитаризма, совершенно не нуждающегося в какой-либо религии, как таковой, до полного и откровенного атеизма. Западное христианство неудержимо идет вниз, теряя на каждой ступени роковой лестницы одно христианское верование за другим, ослепленное внешнею материальною культурой, прельщающею и те, чуждые ему народы, которые, отчасти по чувству самосохранения, прельщаются его успехами. На последней видимой ныне ступени западные народы, по крайней мере, руководящие ими классы, доходят до полного отрицания Христианства, якобы несогласимого с тою складкою, которую приобрело их духовное, именно умственное, рационалистическое развитие. Все недоступное навеки разуму подвергается беспощадному отрицанию. Руководителем исторической жизни должен быть разум, направляющий деятельную жизнь исключительно на благосостояние большинства. Конфуций проповедовал своему трудолюбивому китайскому муравейнику думать более о текущих нуждах современной жизни и не заниматься богословскими вопросами: западноевропейский прогресс прямо отверг церковную жизнь как пережиток, составляющий одно достояние истории, теологический период. Экономическое процветание масс объявлено сущностью исторической жизни человечества. Мысль сорвалась с горных высот и по той лестнице, по которой она стремилась вверх, excelsior, устремилась вниз, к материи, издеваясь над прежними трансцендентальными задачами.